Невидимый фронт, невидимый враг, невидимая политика

«Самая главная наша задача заключается в том, чтобы в сложившейся ситуации спасти жизнь и здоровье тех, кто оказался в заложниках. Все действия наших сил, занимающихся освобождением заложников, будут посвящены и подчинены этому», — таким было первое заявление Владимира Путина после захвата террористами школы в Северной Осетии. Вчера весь день со стороны учебного заведения были слышны стрельба и взрывы. По обобщенным данным, террористы захватили 354 заложника. Вчера было освобождено 26 женщин и детей. Попытки установить контакт с боевиками оставались безрезультатными. С годами террористы в России стали более наглыми, а ведомства, ответственные за безопасность, остались такими же слабыми и бессильными. Ни Буденовск 1995 года, когда террористам позволили беспрепятственно исчезнуть, ни трагедия на Дубровке 2002-го, когда всех шахидов ликвидировали, не добавили опыта. Ни один из вариантов (первый — договориться с террористами, второй — уничтожить их) не позволил избежать жертв среди заложников. И в первом, и во втором случае их было более ста человек. Захват в Северной Осетии стал очередным испытанием для России, вызовом для руководства страны. Реакция российских журналистов, политиков, рядовых граждан в подавляющем большинстве сводится к одному — почему было допущено возникновение подобной ситуации? Почему страна, президент которой декларировал своей главной задачей установление порядка, стала опасной для жизни? Почему чеченский экстремизм, несмотря на заявления о решении чеченского вопроса, продолжает проявлять себя? Более того, почему война с одного региона перекинулась на целую страну? Нынешняя эпоха террора и антитеррора — Чечня, Афганистан, Ирак — продемонстрировала, что силового решения террористическая проблема не имеет. Можно ли одержать победу над терроризмом? Об этом читайте в ответах экспертов.

Александер РАР , Общество внешней политики, Германия:

— В XXI веке мы столкнулись с абсолютно новым видом терроризма. Это террористы-самоубийцы, бороться с которыми все сложнее и сложнее. Цель их нападений на США, Россию, другие страны, совершаемых под ширмой «Аль-Каиды» — массовое убийство людей, чтобы потрясти мир. С ними сложно воевать и искоренять это явление. Классический подход к борьбе с терроризмом — это, естественно, в чем-то проявление жесткости, но, в первую очередь, устранение причин терроризма, кроющихся в социально- экономической среде, работа с людьми на местах, а не защита граждан и политиков в самый последний момент. Борьба с терроризмом требует много времени, много денег, политического осмысления, абсолютно иных военизированных подразделений, чем пока существуют.

Политика терроризм «прошляпила», «проспала». Из- за своих ошибок довела до того, что терроризм действительно угрожает нациям, государствам, основам общества, в первую очередь угрожает людям. Думаю, в таких условиях абсолютно легитимны силовые методы противостояния терроризму. Кроме того, нужно использовать еще одну возможность — внедрение своих людей в террористические организации, чтобы понять, в какой среде они функционируют, почему приобретают новых членов, как действуют их лидеры...

Сегодня Россия сталкивается с классической формой террора. Во время первой чеченской войны можно было говорить о вопросе независимости, о том, что чеченцы хотели использовать предоставленный историей шанс отделиться от России, как это сделали Грузия, Армения, Азербайджан. Чеченцы четыре года пытались завоевать эту самостоятельность. Но сегодня идея независимости ушла на второй или даже третий план, а на первый вышло стремление уничтожить людей, спровоцировать Россию на более грубые действия, втянуть в изнурительную войну, как Америку в Ираке и Афганистане, наращивать все новые и новые конфликты. Это новый элемент, возникший в последние четыре года с приходом арабских экстремистов в Чечню. И он угрожает не только России.

Виктор ПУХОВ , руководитель представительства Фонда «Российский общественно- политический центр в Украине»:

— После «победы» американцев в Ираке кривая интенсивности террористических актов скорее возросла, чем пошла на убыль. Причем это явление стало проблемой многих государств. Терроризм задел даже те государства, которые не принимали и не принимают участия в иракских событиях. Поэтому говоря о терроризме как явлении, мы по-прежнему отмечаем, что у него нет лица и национальной принадлежности. И власть в разных странах почти всегда оказывается беспомощной перед этим безликим и очень страшным явлением современности. И только после каких-то конкретных случаев, как, например, сейчас захват школы в Северной Осетии, начинают предприниматься меры. На мой взгляд, это вариант точечный и не всегда эффективный. То, что происходит сейчас в России, к сожалению, вполне может произойти и в Украине. Украинское же общество беспечно в этом смысле, в то время как терроризм — это беда не только отдельной страны, но и всего цивилизованного мира. Общественность должна четко понимать, что чужой беды не бывает. Для того, чтобы хоть как-то обезопасить людей, необходимо формировать соответствующее общественное мнение. Есть ли в наших школах — украинских, российских — хоть один урок, посвященный этому злу и борьбе с ним? Выделяют ли время для таких занятий вузы? Нет. А нужно. Первые лица государств много говорят о создании международных центров по борьбе с терроризмом. Что мы знает о работе этих центров, их результатах? И делают ли они вообще что-нибудь в этом направлении? По моему мнению, вопрос борьбы с терроризмом должен быть открытым, а не закрытым для общества. Я уверен, если бы существовала система профилактики террористических актов среди населения (это и уроки в школе, и беседы с людьми на производстве), террористы не чувствовали бы себя так свободно. Также, по моему мнению, необходимо ужесточить законодательство в этом плане. Терроризм должен наказываться очень строго.

Игорь СЕМИВОЛОС , Центр ближневосточных исследований:

— Победить терроризм можно, только ликвидировав причины, которые его порождают. В России таких причин много — социальные, политические, статус Чечни, чеченское сопротивление, избранный властью путь силового разрешения проблемы. Должно произойти не формальное наказание виновных, а реальный анализ причин нынешней ситуации, серьезный пересмотр политики России на Северном Кавказе в направлении политического урегулирования. К сожалению, этого не происходит, а силовые действия России приводят только к дальнейшему рекрутированию людей, готовых стать в ряды боевиков.

Сейчас можно привести единственный пример перехода к политическому разрешению конфликта — это Ольстер. Все же представители Ирландской республиканской армии, их политическое крыло — партия «Шин Фейн» и британское правительство смогли сесть за стол переговоров, и сегодня существуют определенные признаки оздоровления ситуации. Хотя нельзя говорить, что конфликт уже решен. Подобные конфликты вспыхивают мгновенно, а остановить их очень трудно.

В случае Северного Кавказа существует многослойная, глубокая мотивация рекрутирования боевиков. Политический аспект разрешения проблемы должен быть направлен на уменьшение глубины мотивации экстремистов. Нужен поиск компромисса, поиск умеренных чеченских лидеров. Не обязательно промосковских, они могут иметь даже антироссийскую позицию, но это должны быть люди, с которыми можно реально договариваться. Россия в течение второй чеченской войны сделала все, чтобы умеренное антироссийское крыло в Чечне сошло на нет. Мы видим радикализм как с одной, так и с другой стороны, что не может не приводить к варварским акциям, которые происходят в России.

Набиль РАШВАН, эксперт по ближневосточным вопросам:

— Возможности борьбы с терроризмом лежат в самых разнообразных плоскостях — от силовых до политических, дипломатических. К каждому проявлению терроризма следует подходить отдельно. Например, причина теракта в Индонезии может быть другой, чем в Испании или на Ближнем Востоке. Очень часто разрешение той или иной проблемы (по большей части — территориальной или религиозной) приводит к тому, что террористам просто «связывают руки». Тогда теряется какой-либо смысл, аргументация для проведения дальнейших преступных акций. В случае с Россией следует исходить из чеченской проблемы. Она носит больше локальный, чем международный характер. Здесь речь не идет о терроризме в общем понимании, а именно: об исламском экстремизме. Арабские страны довольно дружественно настроены к политике России, что касается, в частности, палестинского вопроса или Ирака (ведь Москва выступала против военных действий в этой стране). Для борьбы с терроризмом в российском контексте необходимо полагаться далеко не на военные операции. Они уже доказали свою недейственность, поскольку вызывают противоположный эффект. Москва должна прилагать большие усилия для политического урегулирования чеченской проблемы, параллельно улучшая жизнь граждан в беспокойном регионе.

Из положительных примеров эффективной борьбы против терроризма можно привести Египет, где исламский экстремизм был реальной угрозой почти двадцать лет после убийства президента Анвара Садата в 1981 году. Теракты продолжались фактически до 1997 года (последний произошел в Луксоре). Египетская власть многих экстремистов убила, многих арестовала. Именно после событий в Луксоре арестованные исламисты заявили о необходимости прекращения террора. Однако природу экстремизма в Египте нельзя сравнить с происходящим в России. Если в первом случае речь идет о людях, которые хотели превратить Египет из светского в исламское государство, то Россия оказалась заложницей нестабильности в Чечне.

Мейр РОЗЕНН , доктор международного права, Израиль:

— Борьба с терроризмом не должна быть индивидуальным делом. Она должна проводиться только на широкой международной основе. С террористами не следует пытаться искать компромисс или выходить на какие-то соглашения. Единственная их цель — путем террора устранить все демократические режимы цивилизованного мира. Что можно сделать для победы над терроризмом? Необходимо применить санкции против стран, поддерживающих террористов. Следует запретить выезд руководителей таких государств за границу. Следует активно бороться с проблемой отмывания денег — и особенно в тех случаях, если такие средства могут быть направлены на преступные действия. К сожалению, мир слишком поздно понял опасность терроризма. Не нужно было ждать 11 сентября, чтобы увидеть, что значит терроризм и какими могут быть его последствия.

Часто проводятся дискуссии по поводу того, что существует разница между террористами и борцами за свободу. Но терроризм не имеет ничего общего с национально-освободительной борьбой, поскольку нельзя бороться за независимость, подвергая опасности ребенка или гражданского человека. До сегодняшнего дня нет определенного понятия, что такое терроризм. Нужны ли такие пылкие дискуссии по этому поводу? Необходимо ли проводить какую-то классификацию терроризма? По сути он одинаков, и его последствия нельзя ничем оправдать. Терроризм есть терроризм.

То, что происходит в Северной Осетии, — ужас. Быть в заложниках террористов — драматический опыт. Дети, которые пройдут через это, вынуждены жить с надломленной психикой. Самое неприемлемое — совершать нападение на беззащитных детей и пытаться с помощью террора достичь какой-то политической цели. Ни в коем случае в таких ситуациях нельзя пытаться идти «на поводу» у террористов и выполнять их требования. Это будет настоящее проявление слабости, ошибочный сигнал в войне с терроризмом.