Медитация по Софоклу

Одесский украинский театр им. В. Василько, двери которого новому поколению режиссеров открыли худрук театра Игорь Равицкий и директор Валентина Прокопенко, своими последними премьерами привлекает пристальное внимание столичных критиков.

Первым в новую страницу истории бывшего Театра Революции было вписано имя Гедрюса Мацкявичюса, которого пригласили из Москвы на постановку «Принцессы Брамбиллы» по Гофману. Далее руководство театра начало искать созвучных его новым эстетическим пристрастиям режиссеров в Киеве. Дмитрию Богомазову предложили поставить «Украденное счастье» И. Франко, которое он вместе с командой верных ему художника Александра Друганова и композитора Александра Курия превратил в современный как по содержанию, так и по средствам, его выражающим, спектакль «Счастье рядом». Дальше не менее известный столичный режиссер Юрий Одинокий поставил в Одессе гоголевского «Ревизора». И вот теперь, в декабре, в изрядно подрастерявшем за последние десятилетия зрителя театре состоялась премьера «Эдипа» Софокла в постановке Богомазова, постановочную команду которого на этот раз пополнил композитор Александр Кохановский. Судьбу спектакля трудно предсказать, но на премьере в партере свободных мест не было, а царящей на протяжении полутора часа медитативной тишине, в которой и рождается магия театрального действа, может позавидовать любой режиссер.

На эту рождающую особое напряжение в зале тишину в первую очередь провоцирует публику Софокл, текст которого, дабы быть понятым (а для Одессы античная трагедия на украинском языке — это двойное испытание) требует особой сосредоточенности. Во-вторых, публике не дают расслабиться и постановщики, поведав историю отцеубийцы, вдохновившую Фрейда на психоаналитические изыски, языком символов и метафор. Оттолкнувшись от расхожих стереотипов восприятия средиземноморской античной культуры, как страны белых полуразрушенных колонн колизеев и скульптур обнаженных богов и готовых сравниться с ними силой и мужеством земных героев, Богомазов вместе с Другановым всю эту ужасную историю внутреннего прозрения и последующего за ним самоослепления не выдержавшего тягости греха Эдипа облекают в хорошо знакомые нам формы «древнегреческого искусства».

Режиссер не зря убрал из названия пьесы слово «царь», ибо Эдип здесь ничем своей царственности не выявляет. Как и все прочие участники навалившейся на них по воле непостижимой судьбы трагедии, он является всего лишь сошедшей с постамента античной скульптурой, подобно роботу передвигающейся в белом пространстве, иногда слегка подсвеченном часто используемым Другановым мертвящим синим светом «голубого экрана» (или монитора). И только к финалу эта девственно чистая среда, в которой ожившие скульптуры передвигаются с напряжением персонажей компьютерных игр, «оскверняется» появляющимися сверху длинными лоскутами красной ткани — бескровных трагедий на этой земле, как известно, не бывает (кстати, согласно ведам, подтверждающим, что сначала было Слово, Бог, прежде чем сотворить человека, произнес слово «ашриграм», что значит «кровяной»). Лишь в последней сцене ослепивший себя Эдип (Яков Кучеревский) предстанет перед зрителем нагим, без этой сковывающей его движения и, как надо понимать, мысль оболочки, скорлупы, из которой он вылупился, словно цыпленок — такой же беспомощный, но готовый вступить в диалог с миром и Богом. Внутреннее прозрение оказывается более важным, нежели утраченное зрение (в истории духовных свершений человека есть немало случаев, когда святые жертвовали глазами ради внутреннего зрения, способности созерцать божественный мир).

История поневоле убившего отца и вступившего в преступную интимную связь с матерью древнегреческого царя, ставшая благодаря Фрейду едва ли не самым известным мифом, содержит много смысловых уровней. К ней будут возвращаться, даже когда слава отца психоанализа канет в Лету, ибо она вмещает в себя нечто большее, нежели просто комплексы неудовлетворенного вожделения. Сюжет «Эдипа» является моделью наших нынешних взаимоотношений с Богом: чтобы наслаждаться матерью-природой, надо убить отца, которому она принадлежит и которую он оплодотворяет, то есть Бога. Бесчисленные атеистические теории и призваны совершать это убийство, позволяющее возомнившим себя венцом творенья человекам (царю, которым стал Эдип) покорять и эксплуатировать природу. Собственно, в назидание о последствиях этого якобы безнаказанного пользования тем, что тебе не принадлежит, Софокл и написал свою трагедию, в которой опьяненный своей мнимой властью человек предстает беспомощной, жалкой марионеткой в руках Фатума. Дмитрий Богомазов не стал разрабатывать тему заслуженного возмездия, для него идея внутреннего прозрения человека, утратившего связь с божественным, сегодня оказалась более актуальной. Как и все мы, доверяющие лишь собственному опыту дети современной науки, с ее культом эмпирического метода познания мира, он уверен, что путь к Истине лежит только через страдания, что к звездам человек может пробраться, изранившись в бесконечных терниях мирского опыта. Мудрецы Востока по этому поводу говорят, что на своем опыте учатся только дураки, умным же достаточно услышать, или, на худой конец, увидеть, мягко говоря, неудачный опыт покорения мира другими. Что ж, дай Бог, чтобы поставленный в Одесском украинском театре «Эдип» и стал хорошим уроком для тех, кому надоело числиться в наступающих на одни и те же грабли дураках.