ВЕРНИСАЖ

Женщины слушают песни Марии Бурмаки...

«Черешни черные» — так загадочно (и несколько похоже на «Очи черные») назвала свою персональную выставку в галерее «Срібні дзвони» киевская художница Евгения Гапчинская. Грациозная, чуть жеманная, изысканная и ироничная живопись Евгении Гапчинской — безусловно и даже демонстративно женская, хотя аналогии с женскими журналами и женской логикой в данном случае неоднозначны и причудливы. Во всяком случае, на этот раз основным поводом для вдохновения, по признанию самой художницы, стали песни Марии Бурмаки.

Мир Евгении Гапчинской — во всяком случае мир «Черешен черных», — принадлежит героиням, их цветам и их игрушкам. Герои здесь — явление исключительное, а «мужская» весeлая самоуверенность («Повелители улиток») или меланхоличность («Vorob’off») в равной степени отодвигается на второй план перед бурным созданием и ещe более бурным решением сугубо женских проблем вроде туфелек, макияжа, чая с пирожными, плюшевых мишек и золотых рыбок («Чай с пирожными», «Шум Адриатического моря»). Героини Евгении Гапчинской — исполненные изумительного чувства собственного достоинства девочки-женщины — одновременно забавны, трогательны и очаровательны. Они могут носить сказочные псевдоисторические костюмы («Дама с поросeнком»), но чаще вполне современны — если, конечно, уделить внимание только наряду и аксессуарам, потому что во всех остальных отношениях эти важные и немного грустные мечтательницы вне времени («Miu-miu», «Не дари мне подарки, подари мне любовь», «Стюардессы бумажных самолeтиков»). Впрочем, от обитательниц женских журналов героини Евгении Гапчинской отличаются одной существенной деталью — они носят за спиной маленькие полупрозрачные крылышки («Любимый утренний кофе», «Всe как ты хотела») — впрочем, точно такие же, как у их любимых собачек или даже поросят.

...А мужчины ищут свои города

«Исчезающий город» — так называется выставка в галерее «Ирэна», объединившая работы художников Дмитрия Кавсана и Ярославы Черноморец. Несколько меланхолическое название экспозиция получила по воле своих создателей, и оно, по-видимому, обсуждению не подлежит. Однако города, созданные художниками, почему-то кажутся не исчезающими, а скорее, наоборот — появляющимися, проявляющимися, по крайней мере — являющимися: в видении, в воспоминании или во сне.

В работах Ярославы Черноморец эти многообразные явления продемонстрированы как-то даже слишком просто и конкретно. Поводом для возникновения в воздухе причудливого индийского храма или знакомого киевского собора становятся дым экзотического курения, бокал вина, поэтическая строка (символизируемая бумажным свитком и гусиным пером). У Дмитрия Кавсана всe сложнее и интереснее. Его акварели блистательны и виртуозны. Но прежде всего — неожиданно до парадоксальности само превращение автора весьма гедонистических «Прельстительных натюрмортов» в романтика и чуть ли не мистика, тоскующего о недосягаемой стране, где под сенью полуразрушенных колонн и готических соборов блуждают тени влюблeнных, а с гор открываются виды на долины с драгоценными старинными городами. Что же до исчезновения, то оно оборачивается у Дмитрия Кавсана, скорее, забвением — болезненным, непоправимым — чего-то очень личного, бесконечно важного и бесконечно дорогого, неуловимо, но, безусловно, похожего на обломки греческого храма в утреннем тумане или на бесчисленные башенки готического собора в дождь...