Постановка создана по мотивам одноименной пьесы Теннесси Вильямса, и молодой режиссер подарил новейшей истории украинского театра и первой драматической сцене страны  выдающееся прочтение самой знаменитой американской пьесы.

Европейское по форме и содержанию — новое звучание старой пьесы. Тонко уловлен и прочувствован вильямсовский стиль в переводе с английского Татьяны Некряч, сделанный специально для театра, абсолютно естественно лег на совершенные, отточенные актерские работы и режиссерское виденье — актуальное по ощущениям сегодняшнего времени.

В этой работе Уривский очевидно перешел на качественно новую ступень. Открывая свою новую эру, он не ожидаемо изменяет вектор с на удивление образного театра на глубоко психологический. С украинской классики — на мировую драматургию ХХ века. От поэтических символов, сетевого кружева, тонкой, изысканной нюансировки — до въедливого «рентгену» характеров героев.

Главный визуальный образ спектакля — трейлер, на который нанизываются безжалостно точные режиссерские акценты, подхваченные актерским нервом. Он — и подобие дома, и трамвай, и больная голова самой Бланш, в которой проигрываются истории прошлого и будущего, и тюрьма, и палата сумасшедшего дома, и могила. Такой абсолютный символ Америки, а вместе с ней — мнимой свободы, выбора без выбора, удушающего мира-аквариума, вечного реалити-шоу «За стеклом». Это сценографическое решение Петра Богомазова неотъемлемо от режиссерской трактовки. Они прорастают друг в друга и ошеломляют с первых же секунд действия, когда появляется Бланш, осторожно подходит к этому своему будущему застенку и отворяет двери под жухлой лампочкой, которая мерцает. Еще мгновение — и ее поглотит пустота, но невидимая сила будто задерживает героиню на долю секунды: ее кокетливый каблучок застряет в ступеньке. Это завязка и финал одновременно.

Дальше все, как в американском хорошо сделанном кино: события развиваются быстро, «кадр» за кадром» — до потрясающего безвыходного положения. Почти психотриллер: динамика, напряжение, эмоциональная концентрация зашкаливает. С финалом — сразу начинаешь прокручивать в голове кадры-мизансцены, снова и снова погружаясь в экзистенциальный вильямсовский мир, интерпретированный режиссером — апологетом  великого театрального стиля.

Бланш Дюбуа — Татьяна Михина — попадает в образ как острый нож. Она как актриса большого кино, на крупных планах, с пластикой (гениально тонкая и точная работа Павла Ивлюшкина) героинь немых фильмов, балансируя на грани реальности и фантазии, странная, надломленная, вырванная из «Прекрасной мечты» — «вишневого сада» — появляется перед зрителем и своей сестрой: элегантно одета, в подчеркнуто изысканном  белом платье — с тонкой талией. Все еще красивая, все еще желанная, все еще с надеждой. Живая. Однако, здесь ее, как куклу доломают окончательно: режиссер и хореограф дают это понять зрителю в первом открытом столкновении — противостоянии эмпатии и агрессии — со Стенли Ковальским.

Актер Михаил Кукуюк-Стенли — искусно удерживает баланс и не позволяет себе сорваться в однобокость характеристики своего персонажа, который лежит вроде бы на поверхности. В этом ему помогает режиссер, выдумывая для него мощную сцену с цепью, с помощью которой Стенли тянет свой трейлер, свои грехи, свое слабодушие, свою жизнь — свою визуализированную сущность.

Бланш, Стелла, Стенли — не могут разминуться в тесноватом трейлере — так же как уже не разминутся в жизни длиной в спектакль. Бланш не хватает воздуха — она пытается открыть окна трейлера, а открыв — хватает жадно воздух, словно рыба на суше. Стелла (актриса Вера Зиневич) — все время их закрывает, инстинктивно охраняя свой мир от вторжения, внешнего влияния. Возможно, прозрение, которое ей уже не нужно. В первом эпизоде с Бланш — она с лицом-маской. Единственная — преднамеренно подчеркнутая гримом. Позже эта маска сотрется, сначала до половины, а затем совсем. Но ничего не изменится: под ней та же Стелла — обрюзгшая, немного заторможенная самка, по-животному влюбленная в своего самца — Стенли Ковальского. Эта парочка достигла предела своих мечтаний: отдельное жилье, покер по выходным, воспроизведение — однообразная, туповатая жизнь, нацеленная на удовлетворение желаний на уровне примитивных инстинктов.

Стенли уже давно стер лоск со Стелли, подогнал ее под себя, «одел» в робу, сделал подобием себя. И здесь, появляется белая Бланш в абсолютном белом — «белая ворона». Ей нет места среди людей в бесформенной, унисексовой одежде (художник по костюмам Петр Богомазов). Они скрывают фигуры, позволяют не держать осанку, как когда-то в общей аристократической жизни Бланш и Стелли (впоследствии Стелла переоденет сестру в такую же робу), но не в состоянии скрыть сущность. Вторжение вызывает агрессию, поскольку мир Бланш — вымышленный или настоящий, иллюзорный или желаемый — другая цивилизация, которая постепенно исчезает, — требует эмоций, чувств, а не примитивных инстинктов.

Последние всплески этого свежего воздуха, чувств и чувственности  переносятся в буквальном смысле Уривским на «второй» этаж — крышу трейлера, где происходит пронзительный дуэт Бланш и Митча. Вдруг — открытие: Митч — мужское воплощение Бланш. Актер Дмитрий Чернов — растворяется в своем герое, резонирует Бланш, открывается, трогательно доверяется обстоятельствам, родственной душе, возможному счастью, которое едва загорелось. Крыша трейлера превращается в кусочек «Прекрасной мечты», где можно читать в унисон сонеты, говорить об Эдгаре По, отбрасывать реальность и жаждать  сказки. Чем больше Митч в этой сцене возвышенный, искренний, трогательный — тем безжалостнее, более пренебрежительно, страшнее впоследствии звучит развязка.

В спектакле пластичный рисунок решает так же много, как и сценография. Именно за закрытым стеклом окна трейлера происходят все страшные события. Без звука, без текста, только грубое физическое действие. Актеры почти не выходят из трейлера. Если же выходят, то буквально — выпрыгивают или вываливаются из него. Ведь, инстинктивно все хотят вырваться из тесноты и замкнутости своей жизни и своей сущности.

Единственная сцена перед трейлером — день рождения Бланш. Она уже в черном — «черный лебедь». Ведь ее белые вещи — замарал Стенли, как и ее саму — замазав  красивое, чистое, белое лицо, впоследствии еще и словесно — ее репутацию. Дальше — акт стирания иной личности, смирительная рубашка, точка. Смерть. Тишина.

Контур трупа, нарисованный раньше мелом на стене и дверях трейлера — выстрелил, как и ружье — предупреждением будущего трагического финала. Не только для Бланш. Для всех. Место преступления. Трамвай «Желания» превратился в трейлер наказания.

Следующие показы спектакля состоятся 5, 25 и 28 ноября.