Дни, когда я ждала пожара...

Это были дни, когда я ждала пожара (и думала, что это нормально). Такого, чтобы зарево в полнеба и его героически тушили. Чтобы его тушили пожарные (не путать с «пожарниками», так в прошлом веке называли у нас крестьян-погорельцев), а я бы наблюдала и потом написала об их самоотверженности и смелости: «В жизни всегда есть место подвигу». Только, в отличие от барона Мюнхгаузена, у которого подвиг был запланирован ежедневно на определенное время, наши пожарные свою жизнь подвигом, кажется, не считают. Хотя, по большому счету, она и является таковой, учитывая не только те минуты, а то и часы, в которые им приходится бороться с огнем в экстремальной ситуации, но и их повседневный быт, технику, на которой они работают, и одежду, в которой они идут в пламя...

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Первой профессиональной пожарной частью в Киеве, где работали специально обученные пожарные, стала Старокиевская. В 1854—57 годах на площади перед Софийским собором построили большое здание Присутственных мест, в основном сохранившееся и поныне. Часть комплекса на пересечении улиц Владимирской и Большой Житомирской заняла Старокиевская пожарная часть — первая пожарная часть, расположившаяся в специально построенном государственном каменном помещении. Третий этаж здания был надстроен в 1914 году. Здесь сегодня находится Управление пожарной охраны города Киева, и здесь я решила начать работу над своей статьей.

За запертой дверью (секретный объект) находится комната, куда поступают все звонки по «01». В ней только пять женщин-диспетчеров, которые дежурят раз в трое суток, так же, как и пожарные в частях. На каждом столе — пульт связи, откуда идет компьютерное управление по всем пожарным частям. Стоит диспетчеру только набрать на компьютере адрес и нажать кнопку передачи, как программа сама определяет и на экране высвечивает ближайшую к месту пожарную часть, ранг пожара (1, 1 бис — это, как правило, квартиры, 2,3,4 — более крупные объекты), включает телетайп и мгновенно передает в часть приказ о выезде, содержащий всю необходимую информацию. В течение 36 секунд машины вместе с экипированными пожарными выезжают из гаража.

Прежде чем прийти на пульт «01», нужно долгие годы проработать телефонисткой в части. Диспетчер не только объявляет тревогу, но еще и «ведет пожар», т. е. вносит всю информацию, поступающую по рации с места тушения пожара в компьютер, высылает, если нужно, дополнительную технику и бригады. Диспетчеру необходимо обладать оперативным мышлением. Пожарное обеспечение футбола, фейерверка, провоз авиабомбы по улицам города — также в компетенции диспетчера.

— Линии у нас работают из рук вон плохо, — говорит начальник смены майор Тимофеева, выпускница Одесского института связи, проработавшая в этой системе уже 19 лет. — К нам попадают все, кто угодно, набирая любой номер, начинающийся на ноль. А нам необходимо оставаться спокойными, собранными, ведь те, у кого пожар, часто просто кричат: «Горит, пожар!» и не дают ни адреса, ни объяснений.

В сутки поступает от трех до пяти тысяч звонков, из них лишь 28—45 оказываются реальными сигналами пожара. Очень часто просто не происходит соединение — в трубке тишина. Министерство связи почему-то перестало проверять надежность этих линий, как перестало оно и осуществлять проверку городских автоматов на срабатывание линии «01».

Во время школьных каникул пульт раскаляется: «Тетя, у меня шнурки горят!», «Тетя, на плите блинчики подгорели», — веселятся детки. А им нужно быть особенно внимательными, обращать внимание на интонации, на нюансы разговора, иногда ребенок сообщает о реальном пожаре. Хорошо бы, развлекались только дети...

— Показы по телевизору аэробики, обнаженной натуры, эротических фильмов нас здорово разгрузили. Раньше за ночь мы регулярно получали по 3—5 звонков от определенных типов, которые спрашивали, к примеру: «Ну что, какого цвета у тебя сегодня трусики?»...

Есть другие люди: звонят среди ночи, просят: «Поговорите со мной, мне очень плохо». Неразделенная любовь, потеря близкого человека. Я не могу долго занимать линию, хотя девочки и подстрахуют, пытаюсь сказать пару ободряющих слов. Запомнилась женщина. Она пришла после похорон единственного сына в пустую квартиру, одинокая, и просит: «Я хочу услышать живой голос, скажите мне хоть что-нибудь». Я с ней, конечно, поговорила. Звонят те, кто не может дозвониться по «03», «02» — у нас прямая линия. Просят открыть бронированные двери, если захлопнулись.

Сообщаем для наших читателей. В городе есть «Служба открытия дверей»: 243-63-81. Есть и «Телефон доверия», если вам плохо, звоните 221-08-08.

Хотя странные мы все-таки люди: когда под сиреной идет пожарная машина, никто не прижимается к обочине и не пропускает ее, как это делают в цивилизованных странах, — у нас ее нахально игнорируют. Но при этом тем же жителям цивилизованных стран никогда не придет в голову позвонить, когда им плохо, по номеру вызова пожарных, да и диспетчер там никогда не станет вести душеспасительные разговоры. Пытаясь оставаться людьми, а не роботами, мы, может быть, что-то теряем в профессионализме... Я еще думала об этом, когда шла из ЦАССа (Центр автоматизированной системы связи) в кабинет начальника Управления, а старший инженер Центра общественных связей Александр Музыченко веселил меня одной из множества подобных историй:

— Однажды в 4 утра звонит человек и говорит, что у соседа пожар. Описывает его подробно. Мгновенно высылаются три машины: две цистерны и одна лестница. Он их встречает, пожара никакого нет. Объясняет: «Кошечка залезла на дерево. Снимите кошечку...» Потом сообщает нам: «Действиями пожарной охраны я доволен...»

Выпускник Высшей инженерно-пожарной школы в Москве, много лет проработавший в пожарной охране Киева, Анатолий Михайлович Косарь в новой должности около полугода. И ему хочется что-то сделать, но много ли можно сделать без денег? Зарплаты у пожарных низкие, 120—150 гривен, и те не выплачивают уже несколько месяцев. О существовании 33% фонда поощрения от денежного содержания забыли вообще. Пожарным положены пайки, их не выдают уже три года и скорее всего не выдадут. Отменили бесплатный проезд пожарных в городском транспорте — и получается, что на этом они теряют еще по 20—30 гривен, ведь работают в основном парни из Киевской области: киевляне не проходят медкомиссию ни по здоровью, ни по психологическим тестам.

— Недавно подошел ко мне человек, — рассказывает Косарь, — говорит: «Я буду увольняться. Мне стыдно у матери все время деньги на проезд брать — моей зарплаты не хватает. Лучше поработаю на земле — помогу ей. Это о людях. А техника наша по нормам должна эксплуатироваться не более пяти лет, но как приобрести новую? Деньги не выдают даже на бензин, на одежду личного состава. Ходим с протянутой рукой, ищем спонсоров. Мой предшественник в этой должности генерал Хорошок говорил: «Моя правая рука уже стала длиннее левой».

75% пожарного гарнизона, сказать — не поверите, работают в рыболовецких костюмах «Шторм». Такой костюм может защитить лишь от воды, но никак не от огня — он не выдерживает больше 70 градусов, а на пожаре может быть и 800. Одежда горит, горят сапоги, тяжелая неудобная каска давит на голову, ограничивает обзор, слышимость — и это в экстремальных условиях работы!

Костюмы украинских пожарных имеют всего лишь два стандартных размера — как хочешь, так и выбирай. На Западе таких размеров пять-шесть. В Германии применяют термостойкую ткань «Номекс» — на спонсорские деньги эта нить сейчас закупается в Германии, ткань делается в Черкассах, там же шьют костюмы для наших пожарных. Но это пока — капля в море.

— Мы должны три млн. гривен за коммунальные услуги. Кажется, до пана Пустовойтенко наши проблемы просто не доходят — он о них не знает. Мы живем, существуем, тушим пожары, и никто не задумывается, как? В городе есть только одна машина, которая может подать людей на высоту 50 метров, но — пока она доедет через весь город! А потребность в ней возникает не реже, чем раз в три дня. В городе всего три коленчатых подъемника, на которых можно забраться куда угодно. В идеале это все должно быть в каждой части, а чтобы обеспечить город, я должен иметь 60 таких частей, сейчас их только 30. По нормам, радиус, который обслуживает одна пожарная часть, должен быть не более трех километров, а на Харьковском массиве у нас сейчас в среднем 10, а то и больше. Это значит, что пока пожарные доедут, сгорит больше, чем мы потратили бы на строительство новой станции, ведь основной ущерб от пожара формируется в первые 20 минут с момента возгорания. Спасибо Омельченко, он это понял, выделил участок и собирается начать там строительство новой станции.

Автомобили «быстрого реагирования» пожарные вынуждены были начать создавать сами. Наняли двух толковых инженеров из КБ судоремонтного завода, закупили готовые шасси, а все остальное оборудование изготавливают самостоятельно. Сейчас первый экспериментальный вариант проходит испытания. Еще одна головная боль — радиостанции «Виола», которыми оснащены пожарные машины. Их необходимо полностью заменить: с годами они теряют свою мощность, и передать-услышать информацию невозможно, а пропущенные слова могут оказаться ключевыми.

— Но ведь вы должны быть богатыми: люди боятся вызывать пожарных, говорят, если ошибся — оштрафуют? — задаю провокационный вопрос.

— Глупости. Мы можем наложить штраф на предприятие, если пожар там произошел из-за несоблюдения правил пожарной безопасности, можем даже возбудить уголовное дело по 220-й статье, но никогда не штрафуем тех, кто вызывает пожарных, или владельцев сгоревших квартир. Они и так уже наказаны. Деньги от штрафов, кстати, идут в бюджет государства, а не в наш.

Еще одна потрясающая цифра: государство выделило им аж 13% средств на следующий год от необходимого бюджета. Хотите — функционируйте, хотите — нет. Можно ли представить себе, что случится, если служба «01» прекратит свою работу? При всем этом пожарным еще и угрожают. Когда несоответствующие требованиям пожарной безопасности автозаправки закрывают, Косарю начинают звонить и давить: «Подумайте, вы еще молодой, жизнь впереди». Или: «Погоди, мы с тобой разберемся». Он говорит, что не боится, но я не понимаю, как можно не бояться в обществе, где жизнь человеческая легко обрывается за 500 долларов наличными и охраняется законом лишь на бумаге.

Наверное, риторическим будет напоминание о том, что страшный огонь Чернобыля первыми приняли на себя пожарные. Что пожарные-добровольцы отвели из-под разрушенного реактора радиоактивную воду, иначе мы все погибли бы от невиданной силы водородного взрыва. Но они продолжают умирать и получать травмы и в наши, как бы «не героические» дни. Из-за нашей глупости.

К примеру, случай на улице Лютеранской: жильцы последнего этажа оборудовали себе кладовку на чердаке, и в ней возник пожар. Пожарный взобрался на конек крыши, чтобы сделать отверстие и выпустить дым. И в это время под ним прогорела деревянная решетка и он рухнул вниз в пламя. Сгорел моментально. Еще один человек погиб при пожаре в квартире в Днепровском районе.

Пару месяцев назад был пожар на Оболони. Пожарный Сызык в квартире, из которой невозможно было выйти, положил на пол женщину и закрыл ее собой. Так они лежали, пока вбежали остальные пожарные — у него кожа осталась не обгоревшей только под баллоном с воздухом на спине.

Недавно в госпиталь с черепно-мозговой травмой и переломами ребер попал Виктор Исаенко, тушивший чью-то дачу. Произошел взрыв газового баллона, и часть разрушенного фронтона дома упала на него. У Виктора — жена в декрете, год и восемь месяцев ребенку, и зарплата 150 гривен, которую он не получал уже два месяца. «Почему вы не уйдете с этой работы?», — спросил у него корреспондент. Из-под бинтов раздался тихий ответ: «Как же я уйду, в гарнизоне и так уже людей не хватает...»

ДЕНЬ ВТОРОЙ

В Самостоятельной государственной пожарной части №4 я жду пожара, чтобы выехать с ребятами и увидеть тушение с самого начала до конца. Мое желание не вызывает у них особого энтузиазма: «Когда корреспонденты дежурят, пожары обычно не случаются», — с радостью сообщает мне начальник части майор Сергей Станиславович Бочковский. «Поживем — увидим», — думаю я, осматривая помещение.

Все здесь сделано руками пожарных, и так во всех частях: побелка, покраска, поклейка обоев, укладка плитки — это называется у них хозработы. На Западе, конечно, нет никаких хозработ: там комнаты отдыха, комнаты психологической разгрузки, безалкогольный бар, кафе. Здесь готовят сами, стирают сами. Что касается качества ремонта, то, кажется, у каждого из них уже есть вторая специальность. Машины обслуживают тоже сами: «Мы же не какие-то там буржуи». При этом каждый день у них по 4 часа занятий: по физподготовке, строевой, профессиональной подготовке. Журналы, оценки. В специальном помещении проводится анализ каждого пожара, обсуждаются действия боевого расчета.

После нескольких часов ожидания поступает сообщение о пожаре. Я бегу со второго этажа по лестнице и мне кажется, что проделываю это очень быстро, но только что занятые хозяйственными работами пожарные уже надели спецодежду и сидят в машине, которая уже выехала из гаража. Я запрыгиваю в нее и через несколько минут мы на месте. Во дворе детского садика тлеют несколько веток. Это совсем не тот пожар, которого я ждала. Это вообще не пожар. Ребята смеются.

Мы собираемся в беседке (не все, конечно, а те, которые свободны) поговорить об их жизни. Беседа сначала не клеится, но постепенно мне удается их разговорить.

Все они: Сергей Пашкевич — начальник караула, Анатолий Салиенко, Виталий Лифарь, Анатолий Бобруйко, Олег Хоменко удивительно спокойны и расслаблены. Но я уже видела, что за этой кошачьей расслабленностью такая же кошачья внутренняя готовность мгновенно собраться, сконцентрироваться, оценить ситуацию и начать действовать.

— Что запомнилось, спрашиваете? Однажды на девятом этаже сильно горела квартира. Мы зашли в противогазах — у окна лежал ребенок, под журнальным столиком — женщина. Мы их вынесли: живы остались. А на следующий день газеты написали, что их вынесли соседи. И в программе «Ситуация» так передали.

— Людей жалко. Хозяев. Когда уже потушишь, они все стоят, как в столбняке, не знают, за что хвататься. Ведь многие сейчас ничего купить уже не смогут. Это очень страшно — представить себя в такой ситуации. Не дай Бог, конечно...

— Хочу сказать людям: не надо оказывать нам никакой помощи, типа по установке пожарной лестницы. Мы сами все быстрее сделаем, это только мешает...

— А когда человека по пожарной лестнице выводишь, он за тебя так цепляется, что и держать не надо. Знаете, есть такая рыба вьюн. Ребенок ее может удержать в руке, а взрослый — нет. Уже хватка не та. Так вот, у человека в такой момент снова эта хватка появляется...

— Слова какие говорят? Ой, давайте не будем. Слова бывают разные. Особенно когда возмущаются те, что ниже этажом живут. Мы же их заливаем...

— Самое неприятное на пожаре — это когда сильный мороз и обледеневшая одежда. Только затушили — все мгновенно обледеневает, руку поднять невозможно. И в этой одежде мы едем обратно. И заболеваем, конечно, мы же тоже люди...

— И когда крысы — тоже очень противно. В подвале тушишь, а она по тебе бегает, тоже спасается, ох и ощущение! А однажды на Горького мусоросборник горел, так их с полтысячи выскочило: идешь туда, а они на тебя стаей летят...

— И кричат: «Спасите!!!» (все смеются)...

— Если кошка одна в пустой квартире? Так и попугаев тоже выносили, щенков, котят — жалко ведь. Конечно, спасать их будем, но рисковать собой так, как ради человека, — не стоит...

— Когда в машине едешь, уже планируешь, как лучше поставить технику, подать воду. Но самое неприятное, когда тебе передают по радиостанции, что в квартире дети. Детей обычно еще и тяжело находить, они всегда прячутся: под кровать, за холодильник, за шкаф. Один мальчик на маму обиделся и поджег ее шубу, и сам в этом шкафу в угол забился. Еле откачали...

— Почему мы за 130 гривен рискуем жизнью? А если за 300? Так жизнь же, наверное, все равно дороже. Просто каждый любит свою работу. Привыкаешь к коллективу. Для нас дружба, взаимопомощь — не простой звук. А страх. У каждого есть свой страх. Когда идешь туда, об этом не думаешь...

— Все бывает. Однажды автобус затушили и увидели: внутри газовый баллончик, как шарик, раздулся. А мог и взорваться. И люди бы погибли наши. Эти баллончики и в квартирах есть, и в подвалах. Они очень опасны. Дети сейчас балуются. Возьмет дезодорант, сделает дырочку, подсыплет чего-нибудь, плюнет, разболтает, поднесет спичку... И станет инвалидом...

— Наши люди держат дома все, что угодно. У нас народ такой — хозяйственный. Вы себе не представляете, что у людей на балконах хранится. А если гараж есть, то и он забит хламом. Канистры с бензином, с горючими всякими смесями — лаки, краски, растворители — все это прекрасно горит и взрывается...

— Напишите — и все равно будут держать...

— Вообще всякие люди бывают ненормальные. Один раз вызывают: «Дым из окна, пожар!» Приезжаем — лежит посреди комнаты на листе железном кабанчик — они его смалят. К банкету готовятся...

— Алкоголь? Упаси, Боже. Зачем мне на работе рисковать своей жизнью? Разве только в праздники, дни рождения. А чтобы после смены пошел, взял бутылку «стресс снять», — таких у нас нет. Я по утрам штангу потягаю, если нужно стресс снять...

— А когда бомж в подвале костер разведет и загорится — тоже на него большой злости нет. Кто-то же за эти помещения отвечает. Должна же быть какая-то система, чтобы туда бомжа допускать. А у нас дворники их туда пускают, чтобы они за них улицы мели, снег чистили...

— По какому принципу людей себе в караул подбираю? Ну присматриваюсь. Бывает, какие-то качества нравятся, а что-то нет. Тогда прикидываю, удастся ли человека изменить, воспитать в карауле. Можно ли будет на него положиться... В принципе, могу сразу это определить... Пока не ошибался...

Психологическая совместимость в карауле — не пустой звук. Когда горит подвал (это самое страшное: в подвале нет отвода тепла и дыма, человек практически попадает в термос, и потушить пожар там гораздо сложнее), они идут связанные одним тросом. Как альпинисты. Если кому-то станет плохо, остальные вынесут его и снова пойдут в бой. В Москве Лужков за счет бюджета города увеличил оклад каждого пожарного столицы на 50%. В Москве, кстати, есть и пожарные вертолеты. А в нашей столице европейского государства на весь город — ни одного. И потому передо мной выбор: либо ждать пожара по-прежнему в этой одной части (где вероятность его очень мала), либо ехать в управление, откуда машиной — не вертолетом — выезжают для руководства тушением пожара в любой конец города, в любую часть опытные работники штаба (но тогда я не увижу тушение пожара с самого начала, ибо ехать придется дольше 7 минут). Принимаю решение ехать в штаб. К сожалению, дежурной смены штаба на месте не оказалось. Они выехали на проверки пожарных частей. К счастью, несмотря на позднее время, на месте начальник управления. Правда, он тоже собирается проверять пожарные части. У него в машине рация, и, конечно, он сразу же получит известие о пожаре. Я напрашиваюсь в попутчики. И не зря. Несмотря на то, что в обеих частях, куда мы поехали, пожарные уже отдыхали (они имеют право на четыре часа сна во время смены), после объявления тревоги в одной из частей машины с полностью экипированным составом выехали через 30 секунд, в другой — через 7. Я смотрю на часы и не верю своим глазам — но это правда.

Около часа ночи по рации сообщают о пожаре на Нивках. Горит гараж. Анатолий Михайлович резко разворачивает машину, которую он ведет уверенно и быстро, и мчится к месту пожара.

Мы прибыли бы быстрее, но кому в этой стране удавалось ночью (да и днем тоже) мгновенно разыскать таблички с названием улиц и номерами домов? Почему-то у нас они прячутся, как нигде в мире. Вот уже видно пламя. Я подбегаю близко, забыв, что в гараже может быть машина и она может взорваться (впрочем, ее там не оказалось). Вскоре пожар практически потушен, идет поливка из ствола «Б» (менее мощный — расход воды 3,5 литра в секунду, есть еще ствол «А» — 7 литров в секунду), чтобы не осталось даже тлеющих углей. Я пытаюсь поговорить со столпившимися вокруг соседями, но один из них, завидев мой диктофон, сдавленным голосом шипит разболтавшейся женщине: «Лариса, все записывается!» Ту как ветром сдувает.

Приехала милиция. Сейчас представитель милиции вместе с представителем пожарных и хозяевами будут выяснять, что сгорело, и подсчитывать ущерб, потом все трое подпишутся под составленным документом. Милиция обязана также выяснить, что это было: поджог или халатность. Если поджог — заводится уголовное дело.

Я иду следом за Александром Панченко, оперуполномоченным уголовного розыска, к дому хозяев, где те спят глубоким сном. На крыльце лает собака — кажется, единственное трезвое существо в этом доме. От алкогольных паров мгновенно перехватывает дыхание. В доме нет света, и в кромешной тьме я не вижу, как идет процесс побудки. Появляются две говорящие хриплыми голосами женщины и один мужчина.

— Мы легли отдыхать, — еле ворочая языком объясняет женщина. — Люди должны же ночью спать. А машину в аренду сдали.

— Нет, гараж сдали, — перебивает другая.

— Нет, машину...

— Отключено! — вдруг взвизгивает дурным голосом мужчина, делая ударение почему-то на последний слог.

— Одевайтесь, — говорит Панченко, — будете давать показания.

— Ребята! Вы поймите! Этого не должно!.. Это отключено..., — продолжает кричать мужчина.

— Какая могла быть причина пожара? — безнадежно на всякий случай спрашивает Панченко.

— Причина? — с готовностью отвечает женщина. — Так помните, двое суток назад молния была. Вот и загорелось...

— Так загорелось же сегодня.

— Да, сегодня, в два часа ночи... А уже есть два? — поворачивается она ко мне?

— Нет, сейчас чуть больше часа...

— А, ну тогда не знаю...

— Ну ладно, выходите, — машет рукой Панченко уже с крыльца. — Где ваш муж?

— Муж, муж, иди сюда! Иди сюда, козел... — слышу я за спиной.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Суббота. Проснувшись утром и прокрутив в голове вчерашний вечер, я прихожу к выводу, что пожар в гараже — это совсем не то. Но я уже договорилась встретиться с друзьями. В разгар трапезы за веселым столом меня вдруг настигает уверенность в том, что именно сейчас происходит самый важный пожар в моей жизни. Я выскакиваю на улицу, останавливаю машину и еду в штаб.

Оказывается, нигде не горит. И гореть не будет, — сообщают мне, — именно потому, что «корреспондент приехал». Дежурная смена штаба едет в Бортничи. Я с ними. Если случится пожар, им передадут по рации. Но только по дороге я узнаю, куда еду. Ночью убили человека, сожгли машину. Раз что-то горело, пожарные обязаны приехать и разобраться, это тоже их работа.

Следственная группа уже на месте: примерно десять машин, примерно сорок человек. От машины остался только обгоревший скелет, узнать в нем «Опель» 1997 года невозможно. Кто-то из местных жителей уже успел снять колесные диски, все четыре и один с запасного колеса: они аккуратно поставлены в сторонке, но вывезти не успели. Оказывается, их можно «толкнуть» по 50 гривен за штуку. Наличие в нескольких шагах лежащего ногами в луже трупа «предпринимателей», по всей видимости, не смутило.

Пожарный эксперт из Научно-исследовательской лаборатории читает по тому, что осталось от машины, как по раскрытой книге: где облили, как подожгли, откуда дул ветер, какое стекло было открыто, какое закрыто и т.д. Он говорит практически без пауз. Какими опытом и знаниями нужно обладать, чтобы увидеть всю эту информацию там, где непосвященный не увидит просто ничего!

...Кто-то уныло в который раз по телефону вызывает «труповозку», а она все не едет. Моросит дождик. Я ухожу в штабную машину, и где-то еще через час мы уезжаем.

На душе противно и хочется домой. Я уже надела чью-то пожарную куртку — мне холодно, но начальник смены штаба должен проверить по дороге несколько частей. Для него это один из будничных эпизодов, не более.

Я брожу перед зданием пожарной части, подхожу к группе пожарных: среди них откуда-то появился боец подразделения «Беркут». Один из пожарных протягивает руку к его одежде, щупает ткань. «Да, у вас материя получше нашей», — с оттенком легкой зависти говорит он. И я, наконец, улыбаюсь...

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Сегодня праздник. Мой энтузиазм еще не остыл: в праздник люди особенно неосторожны. Я сижу в комнате штаба и, конечно, мешаю им: ведь даже если не нужно выезжать на пожар, у них масса бумажной работы по поводу прошлых пожаров. Начальник смены Александр Коновалов тушил пожар на станции метро «Лукьяновская», и состояние нашего метро вызывает у него серьезные опасения.

— Все наши глубинные станции, типа «Арсенальной», «Университета», — просто ловушки. Высота примерно 150 м — как три шестнадцатиэтажных дома. Случись там пожар — это просто катастрофа. Ведь скорость и высота подъема дыма опережает работающий эскалатор, а эскалаторы, скорее всего, автоматически отключатся. Система дымоудаления в нашем метро безнадежно устарела, она не соответствует современным требованиям. С тех пор, как станции строились, значительно увеличился грузопоток, а ведь ничего не изменилось. Люди, случись, не дай Бог, пожар, просто начнут задыхаться от дыма, если не гореть в огне, и мы физически не сможем их вынести: ведь наши устаревшие дыхательные аппараты рассчитаны на очень короткое время работы — успеваешь только спуститься, несколько минут поработать и подняться. А физически вынести столько людей на такую высоту? Ведь везде в мире метро идет или поверху, или близко к поверхности. Кроме того, кабели в туннелях не соответствуют нормам, они токсичны и при горении начнут выделять отравляющие вещества. Самое страшное — пожар на глубинных станциях. Мы к этому практически не готовы.

Я вдруг неожиданно ярко представляю себе эту картину: дым и мечущиеся в панике, задыхающиеся люди. И я среди них — метро мой любимый вид транспорта. До меня что-то начинает доходить: я уже не хочу большого пожара, даже для своей статьи. Вообще пожара не хочу.

Р.S. Через несколько дней я уехала отдыхать. Приехав, утром проснулась от запаха гари и дыма, выбежала в коридор. Хотите верьте, хотите — нет, но в нашем корпусе — пожар...

СПРАВКА «ДНЯ»

В мире ежегодно происходит 5,5 млн. пожаров, то есть каждые пять секунд где-то что-то горит.С начала 1998 года по первое сентября в Украине произошло 21669 пожаров, 22424 человека спасено, 1077 погибли, из них 69 детей. Убыток от этих пожаров составил 12825300 гривен.Советы «Дня», полученные от пожарных

1) Не устанавливайте телевизор у батареи отопления, в мебельной стенке, в результате чего он плохо охлаждается (происходит разрыв и загорание оболочки электронно-лучевой трубки после потрескивания и появления синеватого дыма).

2) Не курите в постели; если вы курите на балконе, — затушите окурок, прежде чем бросить его вниз: горящий окурок может залететь к вашим соседям, точно так же чей-то окурок может залететь к вам.

3) Не делайте с электропроводкой и электроприборами ничего того, что вы не очень умеете делать — это в будущем может стать причиной пожара.

4) Если на поверхность, по которой вы идете, упал оголенный провод и вас начинает трясти, не делайте следующий шаг — вас может убить. Нужно продвигаться вперед медленно, так, чтобы ноги все время соприкасались между собой.

5) Из любой очень задымленной комнаты можно выбраться, если лечь на пол и ползти — внизу больше воздуха.

6) Не бегите от огня туда, где много дыма — он ваш первый враг, дым слепит и душит, дым очень токсичен, горячие газы могут также обжечь легкие.

7) Не прыгайте из окон: начиная с четвертого этажа каждый второй прыжок — смертелен. Если выбраться из квартиры уже невозможно, можно продержаться до прибытия пожарных в ванной комнате, затыкая в щели и вентиляционные ходы мокрые тряпки, поливая водой дверь.