Из «киллеров» — в президенты

Вездесущесть актера Богдана Бенюка давно уже стала притчей во языцех. Собственная кулинарная передача на телевидении, приглашения на презентации, роли в антрепризах и кино.

Недавно, кстати, Бенюк дебютировал как киноактер и за рубежом. В знаменитом криминальном немецком телесериале «Телефон полиции 110» он сыграл наемного убийцу из Украины. И, судя по всему, талантливо, т.к. собкор «Дня» в Германии Виктор Тимченко даже высказал в своей заметке предположение, что и без того мизерные инвестиции в Украину совершенно прекратятся, если мы и в дальнейшем будем формировать у немцев такой мафиозно-горлорезный имидж. Локальная, казалось бы, ситуация отражает, между тем, существенную общественную проблему поведения интеллигенции в наше тяжелое время. Должна ли она, как романтично убеждали нас в течение десятилетий, быль совестью народа, его «душой и песней»? Или должна, как это, в конце концов, давно сложилось на Западе, жить исключительно частной творческой и интеллектуальной жизнью? Относительно песен... В хоре нынешних плакальщиков, пораженных кризисом в России, громко звучат голоса организовавших предвыборные шоу Бориса Ельцина, убеждая народ в верности «пути олигархических реформ». Вскоре ситуация «предвыборного концерта» может повториться в Украине. Отвечает ли человек искусства за свои поступки и слова перед народом? Комментируя историю с «чернобыльским киллером», Богдан Бенюк невольно дает ответ на этот вопрос.

— Я считаю, что автор той статьи совершенно не представляет, как живут актеры в Украине. Я вынужден соглашаться на любую работу, за которую платят деньги. К сожалению, у нас не такая нормальная ситуация, чтобы актер, скажем, такого ранга, как я, мог бы выбирать себе режиссеров или фильмы на свой вкус — и содержать при этом семью. И поэтому я бросаюсь на любую работу.

— Но ведь речь шла о конкретной роли, которая создает негативный образ государства, ярым сторонником независимости которой ты, насколько я помню, был всегда...

— Мои взгляды не изменились. Кстати, я на съемках много воевал с режиссером против совершенно дикого представления об Украине. Они там уверены, что у нас здесь чуть ли не первобытнообщинный строй. Не думаю, что моя роль так уж могла бы повлиять на общественное мнение. А если серьезно, то разве в Украине нет таких мужиков, которого я воссоздал? Каждая нация, и немцы в частности, имеет своих уродов, как этот мой персонаж. А потом, считаю, и немецкие зрители не дураки, чтобы отождествлять с одним киноперсонажем всю Украину. Знаешь, у меня иногда случаются такие смешные ситуации. Знакомлюсь с кем-то и тот вдруг разочарованно говорит: «Так вы женаты? Что ж вы ведете «Шоу одинокого холостяка»?» Я отвечаю, что нельзя же так прямо отождествлять какую-то телемаску и реального человека. Актеры играют различных героев и это вовсе не значит, что они и в жизни такие. Надеюсь, и среди зрителей того фильма есть нормальные люди, которые это понимают и будут вкладивать свои «бабки» в процветание Украины.

— Богдан, скажи, пожалуйста, а в политику ты тоже пошел из меркантильных соображений, вступив в Партию зеленых?

— Я их поддержал на выборах, ведь они провозглашают идеи, которые, по моему мнению, должны отстаивать абсолютно все в Украине. Ведь если у нас не будет здоровой земли под ногами, то все равно, кто будет руководить страной — КПСС, ХДС или Рух. Это был вполне сознательный выбор. Сам я из Карпат. Возможно, то, что я сейчас скажу, будет звучать банально, но, поверь, это правда. Я когда бываю дома и вижу, как нефтяники ищут нефть которой там нет; как лесорубы нещадно, до ран, вырубают лес, ничего не насаждая взамен; как не только отдыхающие, но уже и местные жители наваливают там горы мусора, у меня сердце болит. Это только кажется, что там всего много, а когда ты проедешь эти Карпаты за четыре часа и увидишь, насколько это, собственно говоря, крошечная территория, то понимаешь — насколько легко это все уничтожить. Где ни бываешь в Украине, ужасаешся: земля гибнет, и мы с ней вымираем. Поэтому я и отдал симпатии зеленым.

— Ты раньше тоже в партиях каких-то был?

— В КПСС — никогда.

— А звали?

— Да особо нет. Мне потом знакомые ребята из КГБ рассказывали, что якобы я там был на заметке.

— Анекдоты антисоветские рассказывал?

— Ничего антисоветского я в жизни не делал. Был, впрочем, один скандал, когда нас с Васей Мазуром обвинили, что на спектакле «Конотопская ведьма» мы как будто агитировали публику идти домой пасхальный кулич кушать. Там была пауза в финале первого действия, перед антрактом. Я сижу у правого портала, Вася — слева. И лупим крашенки. Васин персонаж по сюжету спрашивает: «Куме, що роблять ці люди?» — и показывает на зал. Я отвечаю: «Сидять». Он: «А чого вони сидять?» Я тогда к публике: «Чого ви сидите? Куме, вже антракт, а вони сидять». Ну, наколка такая, обычный розыгрыш. А в зале попался некий Николай Линник, кажется, из горкома партии. Ну, и истолковал, что мы призываем зрителей идти домой праздновать Пасху. «Ага!» — и быстро доложил «по инстанции». Начали нас «взувать». Собрание объявили. Хорошо, что Сергей Владимирович Данченко спустил это все «на тормозах». «Не умеете импровизировать, — говорит, — не импровизируйте». Вот и весь мой антисоветизм.

— Ты заметная фигура в Партии зеленых. Не было ли искушения стать депутатом?

— Мне предлагали баллотироваться в Верховную Раду, но я не захотел. Думаю, что я и на своей актерской ниве что-то еще смогу перепахать.

— А я на днях слыхал кулуарные сплетни, что якобы тебя собираются выдвигать кандидатом в президенты Украины.

— Нет, конечно. По крайней мере со мной об этом пока что никто не говорил. Не думаю что это серьезно. Но, в конечном итоге, если учесть то, что и Америкой актеры бывшие руководили, то может быть.

— А ты бы согласился, если бы такое предложение возникло?

— Нет, мне сначала нужно все-таки подготовиться к этому. Это же не роль очередная, которую бы я мог нормально сыграть. Здесь нужно быть готовым. Но если это очередной трюк, как реклама, то, конечно, можно пойти на это.

— Ты можешь описать свой типичный день?

— Конечно. Утром меня будит сын, ему год. Я час с Богданом занимаюсь: беру его на руки и показываю все вокруг, разговариваю с ним. Потом выгуливаю собаку. Завтракаю и иду на базар, нужно же сыну покушать купить. А дальше работа: если не театр, так телевидение, если не телевидение, так киностудия, если не киностудия, так Институт культуры. Возвращаюсь домой поздно вечером.

— То есть целый день — работа.

— И слава Богу. Потому что если бы, не дай Бог, наступил такой день, что завтра бы не стало какой-то работы — то это, правда, крах, ужас, трагедия для меня.

— А по твоим субъективным ощущением, не приводит ли такой безумный, действительно всеядный труд к некоему творческому износу?

— Я анализировал свою жизнь и убедился, что все что я делал на протяжении ее, в конечном итоге, выстреливало, даже спустя некоторое время, для меня положительно. Возьмем хотя бы то же телевидение. Других путей для «раскрутки» драматического актера сегодня практически не существует. И популярность помогает мне на 100 процентов. Хотя бы потому, что дает возможность прокормить семью и реализовать какие-то собственные проекты. Для меня это важно, поскольку в своем театре я сейчас не имею таких новых ролей, которые делал бы с увлечением. Следовательно, и профессиональные, и душевные пристанища чаще всего нахожу где-то на стороне.

— Но в театре ты зачастую отказываешься даже от крупных ролей и всегда при этом соглашаешься на какие-то телепроекты, быть может, и самой высокой пробы. Нет ли в этом парадокса?

— Ты уже, наверное, не одну исповедь актерскую слышал и знаешь, почему так получается. Со стороны оно действительно может иногда странно выглядеть, меня могут обвинять, что я слишком привередлив или хитер. Но я даже интуитивно знаю, что «верной дорогой идете, товарищи!» По крайней мере у меня есть ощущение, что я выбираю работы правильно. Да, мне очень жаль, что у меня сейчас нет в театре своего режиссера, новых интересных характеров! Бывает даже получаешь роль, о которой мечтал, а в конечном итоге, появляется постановщик и превращает твою мечту в страшную реальность.

— Но ведь речь идет, в первую очередь, о том, что, эксплуатируя только приобретенное умение, рискуешь превратиться в ремесленника. Нужно все-таки иметь творческие задачи, если хочешь, на вырост.

— А разве я не об этом говорю? Я очень трезво смотрю на ситуацию и на себя и давно знаю, что нужно было бы изменить свой имидж — этакого простачка, «солнечного мальчика». Но для этого нужен режиссер-педагог, который раскрыл бы в тебе какие-то совершенно иные грани. Со мной такие эксперименты делал только Владимир Николаевич Оглоблин. Он так меня трансформировал в каждой роли, что я сам увидел и поверил, что могу делать совершенно разные вещи. Если бы не он, не знаю, был ли бы я таким сейчас. А в театре сегодня подходишь к доске приказов с распределением на новый спектакль — и можешь уже не читать ее: знаешь, кому какую роль поручат играть. Я же уверен, что мог бы играть и трагические роли. Чтобы Жолдак на бигборде написал не «лучший комик», а «лучший трагик» Украины.

— Если бы улыбнулась фортуна и тебе дали такую роль, готов ли ты был бы отказаться от всех своих многочисленных работ?

— У нас раньше любили говаривать: «Вы можете начать жизнь заново?» Нет, заново не готов. У меня есть обязанности, в первую очередь перед семьей, которые я должен выполнять. Но чем-то ради настоящей роли я, безусловно, смогу пожертвовать. Вообще, повторю, наибольшее чего я боюсь — это не иметь завтра работы. И дело не только в финансах. Просто она дает мне воодушевление, добавляет сил, спасает от депрессии и чувства безысходности.

— В общем твой жизненный тонус очень подбадривает. Потому что сегодня чаще слышишь роптание на жизнь. Даже от тех, у кого и оснований жаловаться нет.

— А зачем скулить? Хоть я и по натуре такой человек, который быстро забывает и отбрасывает плохую информацию, но ведь во многих случаях в наших неудачах виноваты и мы сами. Ведь жизнь все время дает нам шанс где-то выскочить, за что-то зацепиться, а мы это игнорируем. Потом сидим и плачем. Оптимизм — это внутренняя защита. Когда кругом видим столько неурядиц, когда страна духовно падает, нужно, извиняюсь, хоть немного рыпаться. Если все будут пессимистами, мы эту бедную Украину совсем доконаем. Тогда и вправду скажут, ну, вы все здесь как из Чернобыльской зоны, как тот мой персонаж в немецком фильме. Все, клямка!

— Богдан, а входит ли в систему твоих ценностей патриотизм?

— Я над этим никогда специально не задумывался, потому что все время чувствовал себя с этой земли. У меня никогда не возникало ни настроений таких, ни искушений — выехать отсюда куда-то. Я жил на этой земле, говорил с детства на этом языке, исповедовал эту религию, и сейчас в греко-католическую церковь хожу. Я даже не знаю, что такое патриотизм. Может эта проблема связана с сомнениями?

— Но сомнений соглашаться ли на роль киллера с Украины у тебя не было?

— Это же заработок. Они же платят там в четыре раза больше, чем здесь.

— А творческое удовлетворение ты хоть какое-то получил?

— Сценарий фильма этого, конечно, абсолютно придурковатый. Но работать было интересно. Режиссер на меня сначала недоверчиво поглядывал. А когда я стал на некоторые эпизоды придумывать по три-четыре варианта решений, что им не свойственно, то просто в меня влюбился. Я ему и говорю: «Давай снимем вторую серию — в немецкой кутузке». Смех смехом, а характер был очень интересным. И наверное мне удалось сыграть его довольно убедительно, если я сумел этой ролью подорвать украинскую экономику. Хотя в конце заметки в «Дне» была фраза, что и в Россию инвестиции падают. Ну, это мне очень польстило самолюбие, что и российскую экономику я тоже достал.