Материк Гусейнова

Во всем чувствовалась неслабая поступь захиревшего культуртрегера из глубинки, который совершенно случайно бухнулся задом в квашню со спонсорскими дрожжами и сразу же принялся клепать в каждое число журнала ностальгически-нудные опусы, боясь одного — чтобы эти дрожжи раньше срока, во всяком случае пока он не выдаст собственный двухтомник, не поспели и не осели. Но нет. В действиях криворожского редактора чувствовался четкий и, если хотите, хитрый просчет. Наполняя журнал уже с первых выпусков, может быть, не совсем логичным, зато щедрым разнообразием имен, стилей, тем, он меньше всего заботился о собственном имидже, появляясь на его страницах изредка и незаметно. Впоследствии сутолока стихла, «Кур'єр» выровнялся, стал более разборчивым, изящным. Чего стоит сегодня хотя бы публикация в журнале за 1997 год Nе-Антологии «Восьмидесятники. Новая проза», представившая 20 полуизвестных-полунеизвестных имен «литературных рабов», создающих, несмотря на откровенные шиши со стороны государственных издательств, современную украинскую литературу! Не менее уникально и покушение на более широкое обобщение «Прощай, тысячелетие! Современная украинская проза», которая должна предстать в двух спецвыпусках «Кур'єра» (кстати, № 1 уже появился на прилавках книжных магазинов, вот-вот поступит № 2) и представить читающей публике еще три десятка новейших литературных имен!

Таким образом, Григорий Джамалович Гусейнов, к украинскости которого кое-кто относился довольно скептически, быстро заткнул за пояс многочисленных «стопроцентных» петренков, коваленков, степаненков — редакторов таких же нестоличных журналов, которые, при всем при том, несмотря на всю свою «стопроцентность», так и не смогли выпутаться из пут глухой провинциальности. А он смог.

50-летие, которое празднует нынче господин Гусейнов, не послужило причиной заважничать и почить на лаврах. Просто к двум предыдущим его книгам («Незаймані сніги» и «Чаша ювеліра Фаберже») прибавилась еще одна — «Станційні пасторалі», выпущенная в последние дни 1999 года.

Так что территория Гусейнова, впоследствии ставшая островом, теперь разрослась до размеров материка. И не удивительно, что в своих неспешных, пространных и чувствительных «Станційних пасторалях» криворожский писатель отдает самую большую дань именно той, которая стояла у первоистоков его Материка — родной Матери.