Одна женщина, пять жизней

Иногда моя жизнь в Америке кажется такой далекой, как будто все это случилось с кем-то другим. И вдруг возникает какое-то напоминание о той жизни — электронное письмо, звонок, старый друг, которому негде остановиться в Киеве, — и я осознаю, что тот молодой человек, который начал исследовать Голодомор в Гарварде и Вашингтоне в восьмидесятых, был и в самом деле я… На этот раз это был телефонный звонок. Евгения Сакевич-Даллас приехала в Киев с презентацией своей книги «Одна женщина, пять жизней» (на украинском она вышла под заглавием «…Не вмирає душа наша. Доля сироти з украінського Голодомору»). Телеканал УТ-1 снимал о ней документальный фильм и пригласил ее для интервью. На следующий день сотрудники канала устроили для меня встречу с этой милой дамой, у которой 15 лет назад брали интервью для сенатской Комиссии по украинскому Голодомору. Интервью проводилось второпях, и информации в нем оказалось относительно мало. Интервьюер явно торопился опросить как можно больше людей и не давал им достаточно времени, чтобы они могли вспомнить о столь давних событиях. Леонид Геретц, ныне преподаватель в Коннектикуте, который брал первые интервью для нашего проекта устной истории, был настоящим гением по этой части. Его преемник, увы, — нет, и миссис Даллас явно сожалела о том, что о многом не смогла рассказать. Когда комиссия выполнила свою задачу и ушла в небытие, мы встретились с ней на очередной годовщине Голодомора, и, по ее словам, я натолкнул ее на мысль записать все то, что осталось за рамками интервью. Как историк, я не мог поступить иначе. Интервью — всегда лишь слабая замена мемуарам, это просто максимум того, что мы можем «вытащить» из человека, который в противном случае не стал бы писать мемуары. Хотя как интервью, так и мемуары — несколько ограниченный исторический источник, вопреки канонам советской историографии, на которых выросли здешние истории, единственно авторитетных исторических источников вообще не существует. Историк должен сравнить ВСЕ источники и попытаться понять, что произошло и почему. И в этой головоломке мемуары могут дать нам такие ценные подсказки, каких никогда не найдешь в сухих документах, составленных неким клерком в расчете потрафить начальству.

Вспоминать о том, что причиняет боль, — для этого нужна немалая храбрость. Евгения Даллас — храбрая женщина. В конце концов, очень больно вспоминать о том, как тебя изнасиловали в 10—11 лет, совсем еще ребенком. Она родилась в дивном мире украинского крестьянства двадцатых годов, когда у здешних землепашцев было то, о чем крестьяне в других странах могли только мечтать: лучшая и плодоноснейшая земля, и их оставили более-менее в покое, дав им возможность превратить ее в свой собственный рог изобилия. На самом деле она даже не знает точной даты своего рождения. Ее родители были так рады появлению маленькой принцессы после многочисленных сыновей, что, как говорится, даже куры ходили пьяные, и деревенский священник забыл зарегистрировать ее рождение. Потом началось раскулачивание, и она потеряла родителей, провинившихся тем, что слишком хорошо обрабатывали свою землю; дальше — бездомность, скитания вместе с братьями, приюты для беспризорников; Вторая мировая, принудительные работы в Германии; и наконец, стойкостью, которую я наблюдал во многих украинцах, она твердо встала на ноги, сперва как манекенщица, а затем — любимая жена.

Пожив в столь многих странах и будучи вынужденной освоить столько языков, она отлично понимает, что на самом деле не овладела ни одним, но ее чутье на слова очевидно как в украинском, так и в английском. Что еще более важно — читая ее книгу, чувствуешь, что написание ее было своего рода терапией как для нее самой, травмированной своим прошлым, так и для всего ее поколения, покалеченного теми же событиями и, в широком смысле, для всего ее народа. Народа, который я назвал постгеноцидным обществом, в котором сиюминутные политические реалии часто мешают делать то, что действительно необходимо для противостояния вызовам времени.

Она сказала мне, что, наверное, она закончила то, что начал я. Со всем уважением позволю себе не согласиться. Она начала то, что закончить должен ее народ, чтобы излечить боль, причиняемую старыми ранами. Пусть для своего поколения и для последующих она станет примером процесса исцеления, через который рано или поздно должен пройти украинский народ. Путь будет долгим и болезненным, но он необходим.