«Одноразовое» большинство

Парламентские выборы 2002 года и, особенно, их результаты, изменения внутри «корпорации власти» обнаруживают ряд тенденций, формирующих политический и информационный контекст деятельности нового парламента. Первый набор политического и информационного контекста нынешней ВР — это линия отношений Президент — Парламент. Здесь можно наблюдать ряд тенденций: Президент укрепляет исполнительно-административную вертикаль, формируя новую альтернативу двум альтернативам (блоку «НУ» и «За единую Украину!»). Высшая исполнительная власть, исходя из особенностей поствыборной ситуации и планирования президентского электорального года, начала обновление своего политического базиса, формирования новой государственной верхушки из числа «эффективных» администраторов, хозяйственников и других высокоуровневых назначенцев. Исходя из последних состоявшихся и вероятных в будущем кадровых новаций, намерения Президента очевидны — к 2004 году не сделать ситуацию заложницей противостояния двух элитных групп, ввести третью альтернативу, которая смогла бы спутать игру «НУ», но главное — обеспечить консолидацию и вывести вероятный исход президентских выборов из зоны рис ков и неопределенности. Обновляя администрацию, перезаявляя приоритеты, Президент, похоже, выстраивает новую игру, вводит свежих игроков, отправляя одних в запас или в президентский «фарм- клуб» (парламентскую фракцию «в связи с переходом на партийную работу в парламент »).

Противоположная тенеденция заключается в том, что результаты выборов и особенно публичная дискуссия по поводу маркировки победителей-проигравших, демонстрирует набирающий обороты процесс ползучей парламентаризации власти. Новая Верховная Рада становится площадкой выбора модели власти: либо закрепится нынешняя модель надпартийного президентства, либо сложится премьер-президентская республика французского типа, либо коалиционно-парламентская кабинетная система.

Следующий «набор отношений» — это Верховная Рада/Кабинет Министров. В нынешней Верховной Раде политического большинства, как уже очевидно, не будет. Поэтому нынешнее правительство — это фактически кабинет меньшинства. Следовательно, могут быть надежды на прохождение лишь минимально консенсусных законопроектов. Фундаментальное законодательство, особенно экономического профиля, будет изначально попадать в сети вето-игр основных законодательных игроков: Президента, Кабмина и парламентских фракций.

Еще один поднабор взаимоотношений связан с тем, что полномочия Верховной Рады ограничивают политические партии лишь статусом «партий законов», но не собственно политических партий, имеющих реальную власть. В то же время, партии демонстрируют и активно стремятся к расширению своего именно политического, а не только «законодательного» влияния. И то, что в нынешней Верховной Раде будет решаться проблема сценария реформы власти, а также необходимость подготовки к президентскому предвыборному году — все это будет определять доминирующее значение политического законодательства, которое расширяло бы ресурсы и возможности партий как центрального института парламентской демократии. Речь идет, прежде всего, о законе о выборах на пропорциональной основе, О Кабинете Министров (в направлении повышения политической самостоятельности и ответственности Кабинета), о следственных комиссиях, о политическом и гражданском контроле над СМИ и т.п.. То есть фракции будут стремиться принимать «политические законы», расширяющие их возможности и переход к партизации власти вообще.

Многое говорит о том, что Верховная Рада нынешнего созыва в большей степени парламент, чем ВР прошлого созыва, несмотря на отсутствие стабильного большинства. То есть в этом парламенте «больше парламента». В нем сильнее влияние и роль стабильных партийных образований, он будет стремиться к расширению политических функций влияния, чем собственно законодательных. Как законодательный орган ВРУ будет малоработоспособна, но политически амбициозна, постепенно трансформируясь из «фабрики законов» в политический институт представительной демократии. При самом непосредственном участии парламентских игроков будет решаться вопрос о власти нынешней власти и модели украинской власти вообще.

Поскольку в нынешнем парламенте не будет большинства, а будут создаваться лишь одноразовые большинства под конкретные задачи, то технологические прообразы создания «одноразовых» большинств прорисовываются уже на примере кадровых торгов, которые начались сразу же на первом пленарном заседании новоизбранной ВР.

Классическое парламентское большинство формируется на базе создания коалиции исполнительной власти и вокруг распределения должностей в правительстве. Поскольку нынешняя политическая система не допускает такой возможности, то партийные фракции сосредоточили кадровые расчеты вокруг распределения руководящих и комитетских должностей.

Если говорить о модели так называемых коалиционных портфельных выплат, то с точки зрения политологии их существует две. Первую определяют как «норму пропорциональности», когда фракция получает посты, согласно своей размерности, то есть количеству мест, которые она контролирует в парламенте. Альтернативное распределение — «норма торга», согласно которой портфельные выплаты формируются в результате коалиционной борьбы и распределяются между основными участниками сформированной под должности «портфельной коалиции».

Если говорить о нынешних интересах и мотивациях отдельных фракций, то наибольшие фракции («За единую Украину!», «Наша Украина») заинтересованы, конечно же, в «норме пропорциональности». Чем больше фракция, тем больше у нее прав и возможностей на получение постов и других «должностных ресурсов». В этом заинтересованы и малые фракции, поскольку, не обладая «силой торга», получить посты они могут лишь согласно «своей порции». С точки зрения «нормы торга» — наиболее «заинтересованный игрок» — коммунисты. Обладая так называемой «золотой акцией» и являясь стержневым коалиционным игроком (коммунисты могут участвовать в различных комбинациях, разрушая одни и «склеивая» другие коалиции), они могут получить намного большую «выплату» от портфельной коалиции, чем при простом учете парламентских мест.

Казалось бы, учитывая, что большинство партий и блоков в парламенте заинтересовано в пропорциональном распределении ресурсов, исход ясен. Тем не менее, различия между «Нашей Украиной» и «За единую Украину!» сводятся к пониманию того, какова должна быть пропорция и как считать эту пропорцию. Судя по заявлениям лидера «НУ», он считает, что пропорциональность должна рассчитываться, исходя из результата, который получила партия или блок в списочной части выборов. «За единую Украину!» предлагают учитывать численность фракции, которая сформировалась уже в самом парламенте. Это спор не только о местах, а о том, что считать базовой единицей парламентской структуры. Понятно, партийный список не может считаться такой единицей, поскольку он относится к избирательному процессу и партийной части избирательного закона, а не к собственно парламентской постэлекторальной политике. Базовая единица парламента — фракция. И с этой точки зрения позиции «За единую Украину!» более весомы. Тем не менее этот вопрос сейчас может быть рассмотрен не столько в теоретической плоскости, сколько в контексте соотношения сил и ситуативных альянсов — то есть, временных договоренностей, которые могут возникнуть в «торгующемся треугольнике» (между двумя большими фракциями и коммунистами). Учитывая отсутствие даже минимального консенсуса между основными фракциями по поводу нормы пропорциональности, скорее всего сработает технология «нормы торга». Другое дело, в каком составе «склеится» портфельная коалиция, какие портфельные выплаты получит та или иная фракция.

Что касается тактических нюансов фракций нынешнего парламента, то здесь ситуация характеризуется крайней неопределенностью, стимулируемой многомерностью и проблемностью внутрипарламентского пространства. Ритмика уже близких президентских выборов безусловно будет формировать особое подпространство политической борьбы как в парламенте, так и за его пределами. Существует несколько измерений, и соответственно, «соревновательных зон» политики, и в каждой из них может складываться своя ситуативная коалиция из одних игроков, вплоть до того, что коалиционные партнеры в одном измерении, в другом будут противниками. К примеру, существуют пропрезидентские силы, мягко пропрезидентские и антипрезидентские (как «жесткие» так и «мягкие»). Есть четыре фракции, которые входят в широкую «оппозиционную сферу» по отношению к действующему Президенту. Есть фракции, которые заинтересованы в сохранении президентского характера политического режима («За единую Украину!» и, как это ни парадоксально, «Наша Украина», поскольку, обладая реальным кандидатом на пост президента, было бы нерациональным, на их взгляд, отказаться от президентских властных рычагов и полномочий). С другой стороны, есть фракции, которые заинтересованы в том, чтобы политический режим трансформировался в сторону большей парламентаризации и парламентской кабинетной системы (это СДПУ(О), коммунисты, СПУ, возможно БЮТ). Классическое разделение на правых и левых формирует свою зону противостояний и партнерства между фракциями. В этой зоне может формироваться иная коалиционная структура, иное временное большинство и меньшинство. Геополитическое измерение ставит на одну сторону «НУ», ситуативно – БЮТ, СПУ и на другую — более «пророссийски» ориентированные партии и блоки. Более локальные и менее продолжительные коалиции возможны, например, вокруг закона о пропорциональной системе. Резюмируя — в этом парламенте возможно все. Различные политические подпространства и наборы парламентских альянсов и размежеваний будут стимулировать образование парадоксальных, с точки зрения политологической классики, парламентских альянсов. Парламентская политика скорее всего будет напоминать «кубик Рубика», когда выпадение и выпадание одного игрока и «кусочка игры» радикально меняет общую картину и структуру процесса. Работа ВР как законодательного органа будет скомкана локальными тактическими резонами, коалиционной игрой, временными альянсами в связи с выдвижением в того или иного набора политических интересов. Этот парламент — хороший полигон для оттачивания тактических нюансов, рациональных мотиваций и коалиционного инструментария. Естественно, что в таком парламенте не может быть создано стабильное политическое большинство, поскольку такое большинство может быть создано там, где политика насчитывает одно — два измерения.

Возрастание роли коммунистов в этих условиях не означает поражения центристов. Проблема в том, что сам центр («корпорация власти») расколот на две большие коалиции магнитного типа, претендующие на то, чтобы притягивать к себе всех остальных. Учесть это принципиально важно, так как опыт постсоветских стран показал, что смену власти, реализацию проекта ее преемственности осуществляет не радикальная оппозиция, а кандидат внутриэлитной альтернативы. Борьба между этими властными группировками может быть наиболее напряженной, особенно в преддверии президентского электорального года. Конечно, для коммунистов это уникальный шанс участвовать в роли балансира между двумя элитными коалициями. Это означает, что на данном этапе, в этом парламенте коммунисты оказались в тактически выигрышной позиции. Но если говорить о КПУ как о партии в долговременной перспективе, как об идеологической и стратегической альтернативе, то это как раз характеризует утерю ее роли стабильной и влиятельной силы.