Петр ТРОНЬКО: «До войны в Киеве было 950 тысяч жителей, после освобождения — около 100 тысяч»
![](/sites/default/files/main/openpublish_article/20021106/4203-1-1_0.jpg)
— Я на фронте был с первого дня войны и прошел нелегкими дорогами от западной границы, участвовал в обороне Киева, Ростова-на-Дону, Сталинграда, в освобождении Донбасса. Когда началось освобождение Левобережной Украины, встал вопрос о восстановлении народного хозяйства. Для этого нужны были кадры. Среди отозванных в распоряжение ЦК КПУ и правительства Украины в конце октября 1943 года был и я — майор авиации, помощник начальника политотдела 8-й воздушной армии. Когда мы прибыли в Харьков, там я был утвержден за подписью Никиты Хрущева на должность первого секретаря городского и областного комитетов комсомола. Получив инструктаж, машину, я выехал в село Гоголев Броварского района. Там находился кадровый резерв для обеспечения жизнедеятельности освобожденного города.
Мы уже знали, кто и чем будет заниматься. Я во главе оперативной группы ночью с 5-го на 6-е ноября выехал в Киев из района Дубечни, Пирново. Нас в пути догнала машина с Жуковым, Хрущевым, Довженко, Бажаном, Яновским. Мы въезжали в Киев через Подол и у филармонии поднялись на Крещатик. Киев предстал изувеченным, но непокоренным. Первая встреча с киевлянами состоялась у центрального универмага, который не был разрушен: Хрущев в форме генерал-лейтенанта, Жуков — маршала; все были в военной форме, даже писатели Бажан и Довженко, которые имели воинские звания. Крещатик был в таком состоянии, что нельзя было проехать двум машинам. Он был полностью разрушен, особенно левая сторона, если смотреть от гостиницы «Украина». Я видел, как киевляне плакали, конечно, голодные, почти раздетые. Видел, как плакал Хрущев. Киевляне благодарили Жукова, Хрущева, армию. После этого короткого митинга, мы поехали к памятнику Тарасу Шевченко, который был весь в пулях, поклонились Кобзарю. Горел университет — храм нашей духовности, науки. Сам красный и пламя красное. Тушить некому было: погибали библиотека, лаборатории... Я помню слова Хрущева, когда, стоя около памятника Шевченко он сказал, что фашисты дадут ответ за все свои злодеяния, за разрушенные города и села, за смерть наших людей. Таким разгневанным Никиту Сергеевича я не видел (знал его еще до войны). Жукова я видел дважды. Меня очень поразило то, что он, как и Хрущев, поклонился Шевченко до земли.
Оттуда Хрущев и Жуков поехали к памятнику Хмельницкому. Около него находилось большое здание дома писателей, оно также горело на наших глазах. Памятник Богдану чудом уцелел. Мы там сфотографировались приблизительно в 11 часов утра 6-го ноября. После этого все поехали на завод «Большевик» — одно из главных промышленных предприятий города, которое также было в руинах.
Я в тот же день по собственной инициативе поехал к Бабьему яру. Там стоял страшный смрад. Немцы, отступая, начали жечь трупы замученных киевлян.
После этого я поехал посмотреть на Лавру (моя бабушка дважды ходила на богомолье со Слобожанщины в Киев). Я не думал, что мне придется работать над ее восстановлением. Там все находилось более-менее в нормальном состоянии, но Успенский собор фактически на 90% был разрушен. Магазины работали, люди по улицам практически не ходили, было слышно канонаду.
Мы в первый день, хотя и были вооружены, побоялись оставаться в Киеве. Заночевали в районе Дымера. А уже 7 ноября вернулись в Киев. В первые дни нужно было восстановить работу электростанции, дать тепло в дома, наладить работу хлебозаводов; к тому же все мосты были разрушены, но благодаря стараниям киевлян и саперов за 26 дней восстановили железнодорожный мост, по которому пошли эшелоны с боеприпасами для фронта.
Нужно было заниматься детьми- сиротами, ранеными. Работали в основном девушки, молодежь. Начали собирать средства на восстановление города, для приобретения самолета от киевлян, призвали 10 тысяч девушек на восстановление Крещатика. Работали не только молодые люди: и писатели, и советские работники, и служащие. Позже появилась песня «Ой, мій друже, мій братику, попрацюймо на Хрещатику» Павла Тычины. Я имел счастье работать с ним на восстановлении Крещатика. И Довженко я там видел, но его скоро отозвали в Москву. После войны Довженко жил там, ему не позволили вернуться на Родину; мы же думали, что он будет председателем Верховной Рады Украины. Но после кинофильма «Україна в огні» по приказу высшего руководства Довженко в Украину уже не пускали и он остался в Москве до конца своих дней.
Также работали на Крещатике и Яновский, и Бажан. Писатели в то время играли большую роль. В первую очередь Довженко, Корнейчук и Малышко. Они своими произведениями, своим художественным словом поднимали народ на борьбу с захватчиками... А далее начались строительные работы. Нужно было всех девушек принять, разместить, а это же 10 тысяч людей! Я бы им поставил золотой памятник. Девушки, недоедая, недосыпая, получая похоронки с фронта, работали денно и нощно, с утра до 2—3 часов ночи, помогали собирать теплые вещи, продукты. Сколько сирот было, нужно же было их обласкать, а раненых сколько было? Девушки днем работали на своих работах, а ночью шли дежурить в госпитали.
Большие потери мы понесли. До войны в Киеве было 950 тысяч жителей, после освобождения — около 100 тысяч. Сейчас люди, которые ходят по Крещатику, любуются Киевом, не должны забывать о тех, кто отстраивал Киев, хотя он и теряет свои неповторимые черты. Я хочу, чтобы молодое поколение не забывало людей, которые отдали себя для Победы.
Выпуск газеты №:
№203, (2002)Section
Панорама «Дня»