Политэкономия «оранжевой революции»

Масштабные потрясения украинского общества, свершившиеся по мистическому совпадению именно в тринадцатый год украинской независимости и получившие броское и привлекательное для многих название «оранжевой революции», пока фактически не стали, да и не могли стать предметом серьезных аналитических оценок. Массы не нуждаются в осмыслении своих действий. Политиков, ведущих за собой эти массы, не располагает к пространному анализу жесткое давление необходимости сиюминутных политических решений.

Однако отсутствие потребности трезвого и взвешенного анализа в «революционный» период иллюзорно. Было бы верхом идеализма полагать, что сама по себе смена власти, независимо от степени легитимности пути, которым она происходит, способна устранить коренные противоречия, лежащие в основе социальной мечты, поднявшей людей на активное или пассивное сопротивление. Однако именно решение этих противоречий и должно составить повестку дня для будущего президента Украины. Если, разумеется, у него нет желания в скором времени вновь столкнуться с протестной реакцией активной части населения, уже ощутившей на улицах и площадях вкус и силу борьбы за свой идеал справедливости.

Многогранность феномена «оранжевой революции» не позволяет специалисту ни в одной из областей в одиночку претендовать на его всеобъемлющую оценку. Автор берет на себя всего лишь смелость кратко сформулировать сформировавшийся к ноябрю 2004 года комплекс объективных противоречий, лежащих сугубо в экономической сфере. Впрочем, рискнем все же утверждать, что политические, идеологические и общественно-психологические факторы и технологии стали возможными и получили развитие именно как катализаторы и инструменты раскрытия этих базисных противоречий.

С нашей точки зрения, в основе политического кризиса 2004 года лежит системный кризис социально-экономической модели, установившейся в Украине. Само по себе революционное решение кризиса отнюдь не было предрешено. Кстати, не является единственным вариантом развития ситуации оно и сейчас. Но политическая сфера в данной ситуации целенаправленно сконцентрировала накопившиеся противоречия, резко обострив проявления кризиса и сузив возможности их эволюционного разрешения.

В основе всех упомянутых противоречий лежит фрагментарность социально-экономической системы, вылившаяся во фрагментарность экономического роста, фактически обострившего конфликты элементов и механизмов этой системы. Фрагментарность проявилась в комплексе драматичных системных разрывов, которые, в свою очередь, обеспечили разнонаправленность ценностей и предпочтений общегосударственных и региональных деловых элит, легли в основу отчуждения их от институтов государства, стали почвой для массового социального протеста.

Пожалуй, ведущее место в наших экономических противоречиях следует отвести такой взаимоувязанной паре, как ограниченная емкость внутреннего рынка и экспортная модель экономического роста . Установившаяся с 2000 года экспортная модель, при которой более половины вновь создаваемой в стране стоимости реализуется на внешних рынках и фактически прямо не зависит от состояния внутреннего рынка, укрепила разрыв между отраслями, ориентированными преимущественно на экспорт и на внутренний рынок. Устойчивое опережение темпов роста экспорта по сравнению с темпами промышленного роста демонстрирует неуклонное снижение удельного веса продукции, реализуемой на внутреннем рынке. Причина — низкая платежеспособность отечественных потребителей, глубокий провал в инвестиционной сфере, неразвитость сбытовых систем украинских производителей.

Последствия такого разделения очевидны. Во-первых, происходит отвлечение финансовых потоков с внутреннего рынка, что ставит экспортера в заведомо выигрышное положение. Исчерпание возможностей экстенсивного развития отраслей, ориентированных на внутренний рынок (в частности — пищевой промышленности), при активном росте экспорта (на волне благоприятной внешней конъюнктуры) привело, учитывая наличие отраслевой специализации регионов, к усилению межрегиональной дифференциации доходов как бизнеса, так и населения. К примеру, в октябре 2004 года в Донецкой, Днепропетровской и Запорожской областях на одного штатного работника приходилось соответственно 784,1 грн, 719,2 грн. и 712,4 грн. заработной платы, а в Тернопольской, Волынской и Хмельницкой областях — 431,5 грн, 450,8 грн. и 455,5 грн. Это вызывает в довольно широких слоях населения понятные сомнения в достоверности показателей экономического роста и подозрения в несправедливом присвоении его плодов.

Во-вторых, формируются мощные отраслевые группировки, которые практически не ориентированы на отечественного покупателя — ключевую фигуру любой рыночной экономики. В результате они приемлют или даже поощряют меры экономической политики, ведущие к ограничению внутренней покупательной способности — получение экспортерами льгот за счет роста фискального давления на остальных участников рынка; ограничение себестоимости за счет незначительного роста удельного веса в ней заработной платы и т.п., а также формируют свое поведение как реакцию на изменения мировой конъюнктуры. Красноречивым примером является поднятие цен на металлопродукцию отечественными металлургами в связи с ростом цен на мировом рынке, что ощутимо ударило по украинским потребителям металла. Новый виток экспортной модели роста 2003—2004 гг. подхлестнул формирование вертикальных производственных структур (прежде всего — в горно-металлургическом комплексе), призванных обезопасить бизнес от неопределенностей национального рынка, тем самым еще более усугубив межотраслевые и межрегиональные разрывы.

Не последнюю роль сыграло и отсутствие должной кооперации между малым, средним и крупным бизнесом . В отличие от большинства развитых стран мира, где малый и средний бизнес, производя от 40 до 80% валового внутреннего продукта, органично включен в воспроизводственные схемы крупных компаний, в Украине он оказался четко сегментированным в отдельной нише, связанной прежде всего с торгово- посреднической деятельностью, зачастую в рамках сбытовых систем зарубежных компаний. Несмотря на официально декларировавшуюся приоритетность развития малого бизнеса, де-факто госполитика способствовала его консервации в полукустарных зачаточных формах, стоящих, к тому же, одной ногой за пределами правового поля. Условия функционирования малого бизнеса логично подталкивали его ко взаимодействию с местной властью и местными элитами, в то время как крупный бизнес предпочитал решать свои вопросы на надрегиональном уровне — с центральной властью. Длительное сосуществование малого и крупного бизнеса «на параллельных курсах» невозможно по причине объективной ограниченности территории их совместного обитания (то есть ограниченной емкости внутреннего рынка). Зачастую процессы концентрации капитала и финансовой экспансии отраслей и компаний, получивших по тем или иным причинам наиболее устойчивое развитие, приобретали форму конфликта центральной и региональных элит, с привлечением всего доступного центру арсенала влияния в виде фискальных, правоохранительных, судебных структур.

Впрочем, запущенность состояния полукустарной раздробленности многих отраслей потребительской экономики (торговля, сфера услуг, транспорт и т.п.) привела к тому, что даже действия местных деловых элит, осуществлявшиеся согласно логике концентрации капитала, зачастую вызывали сопротивление представителей мелкого бизнеса и населения. Весьма наглядные примеры этому — противодействие мелких перевозчиков и индивидуалов попыткам централизации автотранспортной сети в ряде городов, противодействие мелких торговцев развитию сети супермаркетов.

Очень остро проявлялся конфликт между бизнесом и фискальной сферой, обусловленный хронической нехваткой средств для наполнения бюджета из-за низкой рентабельности легального бизнеса. К ужесточению этого конфликта привели диверсификация источников доходов бизнеса и населения. Среди них — значительное расширение возможностей получать доходы, не входя в прямое взаимодействие с органами местного и общегосударственного управления, возникшее благодаря, с одной стороны, углублению рыночных преобразований и развитию рыночных институтов, а с другой стороны, в связи с ростом хозяйственных оборотов, емкости рынка и кредитоспособности банковской системы на волне экономического роста. Значительное отставание перестройки забюрократизированных регуляторной и экономико-правовой систем, затягивание налоговой реформы превратились в очевидное препятствие наращиванию доходов бизнеса, способствовали росту коррупции, а в обществе сформировали мощный протестный потенциал. Он возник прежде всего в среде малого и среднего бизнеса.

Катализатором выхода кризиса на поверхность стала реализовывавшаяся правительством в текущем году фискально-социальная модель экономики. От идеи постоянного увеличения финансирования социальных выплат за счет значительного усиления фискального давления на бизнес выиграли разве что сами получатели, которым удалось хотя бы немного улучшить свое материальное положение. В целом идея была изначально обречена на провал и сработала с точностью до наоборот. Пострадавшая от фискального давления сторона является значительно более социально и политически активной, чем получатели зарплат, пенсий и пособий, к тому же оппозиция умело сыграла на дестабилизации цен на продовольственном рынке, психологически дискредитировав повышение доходов и вызвав недоверие к правительству, повышающему пенсии «такой ценой».

Не стоит оставлять без внимания и реакцию теневого сектора экономики, сформировавшегося в ответ на неразрешимость конфликта бизнеса и фискальной сферы и производящего, по официальным оценкам, 35% суммарного ВВП страны. Отсутствие действенной политики детенизации экономики, которая бы предполагала мягкую модель адаптации некриминальных теневых капиталов к деятельности в легальной экономике, вызвало угрозу утраты собственниками теневых капиталов в случае непреемственной (несогласованной) смены власти. При этом, по нашему мнению, было бы крайним упрощением полагать, что представители украинского бизнеса дружно заняли место по одну сторону политических «баррикад». Задача выживания украинской «тени» сегодня состоит в том, чтобы по возможности сохранить контакт местных деловых и управленческих элит и не допустить вмешательства в эти отношения представителей третьих сторон, независимо от их политического и географического происхождения. Для этого «тень» обладает достаточным потенциалом политической мимикрии, и потоки политического направления теневых средств сегодня спрогнозировать весьма трудно.

Ощутимо сказалось на ситуации и отсутствие инструментов поддержки становления и развития бизнеса . Невзирая на большую капиталодефицитность украинской экономики, экономическая политика — и в налоговой, и в денежно-кредитной, и в регуляторной сферах — постоянно была в лучшем случае индифферентной к инвестированию в создание нового и развитие существующего бизнеса. Ускоренное развитие экспортного бизнеса обусловило опережающее накопление в этой сфере избыточных финансовых ресурсов, а следовательно, объективную тенденцию к экспансии капитала в отрасли и регионы, страдающие от его недостатка. Тем временем, на почве расширения рынков товаров и услуг народного потребления, в которых производство, импорт и реализация относительно децентрализованы, произошло утверждение автономной экономической основы существования региональных элит. Последним уже есть что терять в случае вероятного межрегионального или межотраслевого перераспределения экономического и правового контроля, которое де-факто уже происходит в последние год-полтора. Но эти элиты по-прежнему не видят возможности экономически противостоять образовавшим свои капиталы на экспортном рынке «финансовым гигантам». Это способствовало занятию местными элитами и — под их влиянием — местной властью политической позиции, состоящей в противодействии вмешательству извне в сложившуюся политико-экономическую иерархию.

В рассматриваемый период были весьма ощутимы «разные скорости» имплементации рыночных механизмов в секторах украинской экономики . На одном «полюсе» рыночности находятся практически образцово развитая банковская система, система розничной торговли, значительная часть предприятий, ориентированных на производство потребительской продукции, прежде всего — пищевой. На другом — по сути, лишь косметически реформированное сельское хозяйство. Не вдаваясь в причины такой дифференциации (в ее основе, по нашему мнению, лежат как раз перечисленные выше противоречия), заметим, что такая «разность скоростей» приводит к отсасыванию финансовых ресурсов в пользу более продвинутых в рыночном отношении секторов, оставляя отстающих (прежде всего, обитателей сельской местности, где проживает 32% населения, но производится, по данным статистики, лишь около 10% ВВП) с ощущением отстраненности от общего течения жизни в стране.

Приведенный тут и, возможно, неполный комплекс, на первый взгляд, очевидных системных противоречий, практически не решался сменявшими друг друга украинскими правительствами. Это связано с тем, что они оказались неразрывно интегрированы в модель экономического развития, сложившуюся в Украине и в последние годы удивлявшую мир, да и самих украинцев, бурными темпами роста. Тем не менее, система переросла себя и, ввиду отсутствия механизмов эффективного гармоничного распределения производимых ею ресурсов на цели развития, попытки ее дальнейшего расширения приобрели не ограниченные ни рыночными, ни экономико-правовыми институтами уродливые формы. В таких условиях фрагментарное решение системных противоречий — путем, к примеру, дефискализации экономики без перестройки ее структуры или структурной перестройки без компенсации ее социальной цены и т.п. — попросту невозможно. Задача состоит в том, чтобы разрешить описанные противоречия, не лишив экономику и общество потенциала развития, накопленного в рамках существующей модели.

Явления макроэкономической дестабилизации, наблюдаемые сегодня в экономической сфере, де-факто являются не кризисом как таковым, а конъюнктурной реакцией экономики на отрицательные политические ожидания ее субъектов. Перерастет ли этот квазикризис в реальные кризисные явления, связанные с полустихийной структурной перестройкой экономики, или же сменится моделью «мягкой посадки» с одновременной практической переориентацией на инвестиционно-инновационную модель роста? Ответ следует искать в экономической стратегии и политике нового президента и его правительства. Организаторы и вдохновители «оранжевой революции» взяли на себя миссию выявления системных противоречий и использовали их как опору для массового политического движения. Следовательно, они возложили на себя ответственность за их разрешение...