Послереволюционное разочарование

В 1920 году, когда в Западной Украине бесчинствовала Конармия, разочарованный Исаак Бабель написал в своем дневнике: «Все говорят, что они воюют за правду, и все грабят».

Негодующий госсекретарь Александр Зинченко, комментируя по телевидению свою отставку, выступал примерно в таком же тоне, выражая разочарование тем, во что вылилась оранжевая революция, и утверждая, что романтическая национальная идея была предана и безнадежно скомпрометирована.

Сейчас, когда Вашингтон возвращается к работе после непростых летних каникул, здешние политики начинают размышлять о том, что же в политике Киева вызывает такое разочарование у наиболее талантливых украинцев. Те немногие американские политики высокого ранга, которых волнует будущее Украины, озабочены двумя вопросами.

Во-первых, поскольку считается, что характер предопределяет судьбу, что же говорит такая желчность о характере Украины? Нормально ли это для европейской демократии, или же постоянные обвинения в коррупции и ответные обвинения в провокациях характерны для более невротичной и, будем говорить прямо, более чуждой американцам страны? Этот первый вопрос можно назвать «вопросом о поразительной способности Украины разочаровываться в самой себе».

Второй вопрос касается стойкого отсутствия прогресса в развитии Украины в сторону европейского государства. Как в последние годы правления президента Кучмы, так и в первый год Президента Ющенко переговоры с НАТО постоянно отстают от расписания, парламент блокирует вопрос о членстве в ВТО, а вступление в ЕС лишь брезжит на горизонте. Возможно, Украина сражается с глубоко укоренившимися психологическими проблемами, зачастую присущими некогда захваченным и угнетаемым народам? Или проблема всего лишь в нынешнем политическом руководстве, и евросоюзовское «укрепление демократических институтов» могло бы разрешить ее в течение нескольких месяцев? Другими словами, объясняются ли промахи правительства Ющенко его собственной неуклюжестью, или же министрам подставили подножку некие темные силы, о которых Брюсселю и Вашингтону практически ничего не известно?

Оба вопроса заслуживают пристального рассмотрения.

Что касается национального характера, большинство американцев считают, что все славяне склонны к излишнему политическому фатализму, который в нашей стране воспринимается как нечто сродни жалости к себе. Однако Украина, видимо, обладает особенно обширными запасами неуверенности в себе и пессимизма. Американцы склонны считать, что Украина, с ее мощной культурой, искусством, ресурсами и в высшей степени целеустремленной и идеалистичной молодежью, могла бы быть одной из наиболее оптимистичных стран в мире, — не говоря уже о широкой поддержке, которой пользуются в Европе устремления Украины вступить в НАТО и Евросоюз.

Напротив, недовольство Сербии вполне понятно, если и не простительно. Белград сыграл свою роль в развязывании многих войн двадцатого столетия и не раз заплатил за это, будучи полностью разрушенным «великими державами» в первые же дни этих конфликтов. Когда студент Белградского университета говорит о продолжающейся изоляции сербской молодежи от Европы и о несправедливостях, от которых пострадали сербы, даже самый бессердечный слушатель не может не подумать, что жизнь была несправедлива к этой южнославянской нации.

Точно так же и Болгария, которая в двадцатом веке прославилась постоянными переходами с одной стороны на другую, имеет полное право сожалеть о сверхъестественном умении своих правителей ставить на проигравшего и выбирать наиболее разрушительный курс действий. Но можно ли сказать то же об Украине?

С точки зрения американцев (предположительно, отдаленной), события украинской истории и недавний триумф оранжевой революции опровергают мнение об Украине, как о нации жертв и всесторонней государственной коррупции. Пожалуй, ни одна страна (за исключением разве что Польши) не смогла пронести национальную самоидентификацию и национальную идею через годы фашистской агрессии и советской оккупации в такой сохранности, как Украина. Немногие европейские страны обладают таким жизнестойким военным, технологическим, художественным и даже спортивным потенциалом, как Украина. Диву даешься, глядя на страну, которая способна сражаться за Кубок мира, но не может провести даже самые основные реформы, погрязнув в многомесячных препирательствах.

Очевидно, прогресс Украины стопорят не военные и экономические неудачи. Скорее можно подумать, что перспектива успеха пугает политическое руководство и вселяет опасения в общество. Величайшая угроза для будущего Украины кроется не в вероломстве Москвы или неблагоприятных тенденциях на мировых рынках. Величайшую угрозу для Украины представляет… украинская политика. Нас всех учили, что шаткие и нестабильные европейские государства склонны нападать на своих соседей, дабы избежать внутренней конфронтации. Однако, похоже, украинцам на роду написано нападать на самих себя, чтобы избежать необходимости столкнуться с ответственностью и требованиями, налагаемыми успехом на европейской сцене.

Не будем обманывать себя. В Украине не существует проблем, с которыми бы не сталкивались половина стран мира (и многие более близкие кандидаты на членство в НАТО и Евросоюзе в том числе). Это относится и к борьбе с коррупцией, которая не более остра в Украине, нежели в Польше, Чехословакии и Румынии менее чем 10 лет назад. Как же объяснить геополитическую ипохондрию Киева?

Причина кроется в таинстве зарождения государства и в позитивном эффекте, оказываемом этой трансформацией на коллективное политическое воображение. Украинцам трудно представить себя в роли процветающей европейской демократии, и этот недостаток самоуважения и чувства национальной гордости вызывает в них неуважение к собственной политической революции и самим институтам, которые они должны создать для такого процветания.

Явление, названное Анной Апфельбаум «пост-тоталитарным моральным похмельем», можно связать с незаконченным процессом построения государства после развала Советской империи в 1989 году. Его признаки легко увидеть в теперешних проявлениях разочарования в Украине. Четыре недостатка подтверждают, что Киев все еще остается в шаге от превращения в государство евро-атлантического толка.

В Украине нет настоящей Конституции. Государство, неспособное утвердить себя в основном документе, регламентирующем его организацию и принципы, остается опасно уязвимым для колебаний власти и настроений народа, нехарактерных для европейских государств. Мало кто из немцев полагает, что смена канцлера, которая состоится 18 сентября, может угрожать их жизненному уровню или личной свободе. Однако этого нельзя сказать об отношении активиста «Поры» или сталевара из Донбасса к грядущим мартовским парламентским выборам в Украине.

Украина пока еще не произвела ни одного достаточно ответственного правительства. Она по-прежнему остается страной, где основная мотивация для поступления на госслужбу — самозащита. Бизнесмены регулярно баллотируются в парламент не для того, чтобы проводить реформы законодательства, а для того, чтобы получить для себя статус неприкосновенности и защитить свой бизнес от внезапной конфискации. Чиновники Службы безопасности более склонны вести расследования в отношении своих политических оппонентов, чем отслеживать деятельность внешних врагов. Если украинские избиратели не получат возможность гораздо больше доверять и быть уверенными в своих политических представителях, перспектива появления ответственного правительства кажется весьма отдаленной.

Украина по-прежнему балансирует на грани разлада. Степень отчуждения между Киевом, Донецком, Львовом и Харьковом, а также противоречия их частных интересов напоминает соперничество между городами-государствами итальянского Возрождения. Большинство украинских политиков-кандидатов представляют региональные или экономические кланы. Как бы ни раздражало восточных немцев общество баварцев и наоборот, их экономические интересы и политические симпатии лежат в границах одного государства. Напротив, предпочтения избирателей в Украине слишком поляризованы от региона к региону для единого европейского государства. Приоритетом любого правительства должно быть построение государства, находящегося в мире с самим собой, прежде чем браться за построение интегрированной в Европу демократии.

Наконец, здесь ведется постоянная война между политической властью и капиталом. Украинский народ все еще возжигает свечки на алтаре исторической справедливости и молится о явлении «батюшки-царя» с топором, который раз и навсегда справедливо распределит богатства Украины между ее гражданами. Этого никогда не было и никогда не будет. Страны, одержимые идеей исторической справедливости (такие, как Турция, Армения и Сербия), по жестокой иронии истории, неизбежно оставались в изоляции и озлоблении. Как понял Адам Михник в 1989 году на переговорах между польским правительством и оппозицией, справедливость — бесполезный вердикт, выносимый историками годы спустя после свершения непоправимой несправедливости. Михник считает, что для возрождения нации решающим фактором является способность прощать, а не месть и возмещение убытков. В Киеве политика недовольства должна уступить место политическим компромиссам и великодушию, необходимым для построения государства, как неоднократно говорил Президент Ющенко.

Украина должна сделать решительный шаг к излечению своих ран, иначе в своем разочаровании она превратится в очередной могильный камень в «бескрайней тундре диктатуры российской истории», как называл ее сенатор Джон Маккейн.

И здесь снова приходит на память повесть о Конармии.

Исаак Бабель рассказывает историю Прищепы, солдата, прошедшего революцию и Гражданскую войну и вернувшегося в родную деревню в Восточной Украине. Там Прищепа убивает своих соседей, мстя за разграбление своего хозяйства. Затем он поджигает собственный дом, пристреливает последнюю оставшуюся у него корову, сунув ей в рот пистолет, и исчезает со сцены европейской истории.

Прищепа был разочарован послереволюционной Украиной. А когда он закончил свой путь, разочарованными оказались и все остальные.

Брюс ДЖЕКСОН — президент Проекта «Переходные демократии», международной неправительственной организации, поддерживающей членство Украины в НАТО и Евросоюзе. Неоднократно публиковался в «Дне»