Пойманные

Такого я еще не видел. И мало кто, видимо, сможет вспомнить. То ли аномалия, то ли чудо (что одно и то же, впрочем). Вы тоже обратили внимание, да? Ведь они заполнили весь город. Целыми стаями кружат над пышно- оранжевыми бархатцами. Замирают на солнцепеке прямо на стенах домов. На тротуарах и мостовых. На крышах машин и домов. В тени еще не опавшей листвы. Большими черными скобками повисают на потолке. А если их потревожить, вспыхивают багряными крыльями и улетают прочь, в роскошно теплый сентябрь. Бабочки «павлиний глаз».

В общем, они в моем детстве, когда, как известно, гоняешься за всем, что летает и бегает, были заветными трофеями, редкими и неуловимыми созданиями. По большей части везло на неторопливых черно-белых махаонов, скромными капустницами никто даже не интересовался, ну а с бражниками шла непримиримая война. А «павлиний глаз» — дудки. Аристократы, как-никак. Багрянородные.

И вот, вдруг, — настоящее нашествие.

Вполне вероятно — это знак, но чего?

Ответов может быть столько, сколько бабочек сейчас кружит по всему Киеву. Одна моя знакомая художница, например, высказала сугубо цеховое предположение, что это предвещает возвращение в город эпохи модерна. Мол, сто лет назад это было господствующее художественное направление, цикл времен прошел — вот модерн и возвращается на крылышках «павлинов».

Но модерновых зданий в центре все еще довольно много, бабочек еще больше — какое-то стилистическое излишество получается.

Найдутся и такие зануды, которые объяснят это все тем же чрезвычайно солнечным сентябрем. Или глобальным потеплением. Пусть так думают. Лишь бы им было хорошо.

Допускаю также, что ходят где-то неисправимые фаталисты, трактующие события как приближение Страшного суда (нижняя черная сторона крылышек) или всеобщей благодати (верхняя красная) — зависит, очевидно, от точки зрения того или иного индивида.

Есть, видимо, и такие чудаки, которые на этих летунах гадают: взмахнул черным — любит, взмахнул красным — не любит, черным — плюнет, красным — поцелует, черным — к черту пошлет, красным… Да ну, лучше уж на бархатцах.

Я вот уверен, что это как раз детство вспомнило обо мне — потому что детство на самом деле никуда не исчезает, так и остается где-то за ближайшим углом, среди сентябрьской паутины, в последнем сне, который снится уже на почти поднятых, залитых утренним светом веках и никогда не запоминается — оно послало все «павлиньи глаза», мной не пойманные, для того, чтобы посмотреть, что я поделываю тут, в этой взрослой жизни, на какую булавку и под каким стеклом приколот.

Возможно, это все же действительно что-то из высших сфер, — например, буквы и слова из стихов, поэм, эссе, рассказов и романов, еще не написанных о Киеве или в Киеве.

Вот даже так.

Тогда, получается, нескольких «павлинов» я таки поймал.

Или они пленили нас?