Румынский урок

Среди фильмов последней «Молодости» наиболее заметны были эти два. Они ощутимо выпадали из ряда других. Оба озадачили значительную часть финальной публики. И, что самое странное, оба румынские.

Причину удивления сейчас объясню. Что знали мы о румынском кино? Более старшие зрители могут вспомнить приключенческие ленты о комиссаре Микловане — своего рода карпатском рыцаре без страха и упрека, который один на один боролся с мощными нацистскими группировками и мафиозными синдикатами. В мои детские 70-е Миклован служил и Рембо, и Терминатором, и Суперменом вместе взятыми. Вот, собственно, и вся Румыния на экране. Поэтому достаточно странной новостью стало присуждение нынешней весной в Каннах Золотой пальмовой ветви ленте Кристиана Мунгиу «4 месяца, 3 недели и 2 дня». Следовательно, грех было не воспользоваться возможностью посмотреть картину, пусть даже показывали ее аж в десять вечера.

А в конкурсе «Молодости» участвовала другая румынская лента, «Калифорнийская мечта» Кристиана Немеску, его первое и последнее полнометражное творение: в прошлом году режиссер, которому не исполнилось еще и тридцати, погиб в автомобильной аварии.

В «4 месяцах, 3 неделях и 2 днях» речь идет о двух подружках- студентках, одна из которых вынуждена сделать подпольный аборт. Собственно, события фильма длятся один день в Румынии Чаушеску в 1987 году, от тревожного утра в общежитии вплоть до развязки в гостинице. «Калифорнийская мечта» в свою очередь — это более современная пятидневная история из жизни провинциального городка, в котором застрял целый эшелон с американскими солдатами, остановленный упрямым станционным смотрителем, которому не нравится поведение США в соседней Югославии. Последняя история более фантасмагорична, однако и там, и там господствует то, что можно назвать реализмом: бытовые подробности, непростые характеры, ежедневные заботы. А оторваться невозможно.

Потому что дело не в самих сюжетах. Вместо аборта или эшелона НАТО могло бы быть что-то иное; социополитические реалии, при всей их узнаваемости, — это лишь фон для вещей поважнее. Рассказывая свои реалистичные истории, и Мунгиу, и Немеску делают какую- то такую слабоуловимую, но поистине волшебную операцию... Они берут ту обтрепанную, нищенскую реальность до- или послереволюционной (разница, видимо, невелика) Румынии и выводят ее на уровень высокой драмы. Все такое обычное и малобюджетное, снятое дрожащей камерой, но это дрожание дорогого стоит — благодаря ему изображение наполняется безумной динамикой, выплескивается потоками эмоциональных, тревожных образов. Об этих фильмах можно писать еще много, но здесь есть особый урок для украинских кинематографистов.

И Немеску, и Мунгиу появились будто ниоткуда. Оба закончили один и тот же Университет театрального искусства и кинематографии в Бухаресте, стажироваться за границу не ездили. Почему- то кажется, что в Румынии, еще при Чаушеску страдавшей от тотального, вплоть до карточной системы, дефицита, а потом тяжело выбиравшейся из коммунистических сетей, — у молодых режиссеров вряд ли были лучшие стартовые условия, нежели у их украинских коллег. Более того, мы хотя бы можем похвалиться славным прошлым — «Землей» и «Тенями забытых предков», а у них, мне кажется, не было и этого. Но свою нищету, руины и фактическое отсутствие киношколы они превратили в новое качество кинематографа — новое не только для них, но и, как выяснилось, для мирового кино вообще. И возникает резонный вопрос: чем мы хуже? Ведь сейчас как раз и наступило время таких негромких, но жестких историй, некой реинкарнации реализма. И, я уверен, таланты для этого, как показала та же «Молодость», есть. Нужно лишь немного, совсем немного, помочь, хотя бы хорошую пленку дать, например. Остальное приложится.

Ведь в конце концов должен же быть когда-то и в нашем кино праздник.