У каждого «своя» война

59 лет тому назад, 22 июня 1941 года, фашистская Германия без объявления войны вторглась в Советский Союз. Начался второй, самый кровавый и разрушительный акт Второй мировой войны (1939—1945 гг.).

Что и говорить, каждый человек, прошедший через горнило Великой Отечественной, по-своему видел ее. Мне, маленькому еще мальчику (родился я через 21 с лишним год после ее начала), конечно же, были интересны рассказы моих дедушек. Для деда по отцу, майора Адама Арионовича Махуна, командира истребительного полка, война начиналась... в Одесском оперном театре. Весь командный состав, успокоенный сообщением ТАСС от 13 июня, отдыхал в выходные. Дежурный по полку буквально вытащил деда из партера театра. А уже через пару часов он в небе принял бой с немецкими и румынскими бомбардировщиками и истребителями, а вечером участвовал в прикрытии налета нашей авиации на важную нефтяную базу в румынской Констанце. Не секрет, что только Киевский и Одесский округа достойно встретили нападение врага.

Дед говорил, что время в первые дни войны просто летело. 25 июня он на машине буквально вытащил бабушку, моего отца и его младшего брата из немецкого села (они опоясывали Одессу с севера). Дед видел напряженные лица немцев, одетых во все черное; многие из них ждали «своих»! Хоть в спины не стреляли! С пистолетом в руке в жуткой панике на одесском вокзале он в этот же день отправил семью в Конотоп к родителям жены, как он считал тогда, в «глубокий тыл»... А впереди еще было участие в обороне Одессы, Севастополя. Особенно врезался мне в память его рассказ о том, как в первых числах июля 1942 года на последнем горючем на малой высоте он улетал, задыхаясь от гари, от ярости и бессилия, из оставляемого героического Севастополя; своими глазами он видел, как, исчерпав последние патроны, морские пехотинцы «уходили, как в море корабли», уходили навсегда, чтобы не сдаться в плен врагу. Потом была «мясорубка» Демянского котла, Курская дуга, освобождение Украины, Румынии, Венгрии и, наконец, Вена в мае 1945 года.

Второй мой дед — полковник Григорий Никанорович Примаченко — всю войну провел на Дальнем Востоке, постоянно рвался на Запад, но его рапорты отклоняли. А в 1945 году воевал с японцами. Он не знал, что его родной брат Роман пропал без вести в «Харьковском котле». (Сейчас понимаешь страшное значение слова «котел», который пожирал сотни тысяч людей). Не знал, что его отца зверски избили немцы («твои сыновья — командиры и коммунисты!») по навету соседей-земляков, после чего тот и умер.

Дед Адам, вспоминая о войне, чаще мне рассказывал о первых, самых страшных месяцах. О панике, безалаберности, зачастую глупости высших командиров. Будь он жив, не согласился бы и с историком Виктором Суворовым. Его, казалось, стройная теория («мы немного опоздали, Гитлер нас опередил») наталкивается на такой аргумент: «А умели ли мы вообще вести наступательную войну? А «победа» над Финляндией в 1940 году, вся в крови, не свидетельство ли обратного?». Немцы, триумфальным маршем, прошедшие по Европе в 1939—1941 годах конечно же превосходили нас по всем статьям. Пусть не вводят в заблуждение и новые цифры соотношения сил сторон. Фашисты сосредоточили свои войска в максимальной близости от советской границы, они знали, «что делать». Наступательный план Георгия Жукова, совсем недавно найденный в Москве, был отвергнут Иосифом Сталиным. На плане пометка самого Г.Жукова: «Слава Богу, что не приняли». Весь запас нефти и горючего, столь необходимого для быстрого наступления, оказывается, находился... в Моздоке и ряде нефтехранилищ на Кавказе. Многие части были заняты в те июньские дни на маневрах. Где же тут «готовность к прыжку», о которой пишет В.Суворов?

А Конотоп был взят немцами на 10 дней раньше Киева, немецкие танки безнаказанно бороздили наши степи и 9(!) армий оказались в «Киевском котле». Кадровые части, прошедшие через тяжелую оборону столицы Украины, пытались прорваться на восток. Потери были катастрофически велики — только пленных, по советским данным, немцы захватили 350 тысяч. Немецкий военный историк Курт фон Типпельскирх приводит «свои» данные — 666 тысяч. Дедушка на мой законный вопрос о том, сколько же пленных было на самом деле, говорил: «Прибавь и раздели». Получалось что-то около полумиллиона человек. А это — судьбы наших сограждан, объявленных Сталиным поголовно предателями.

Но трагическая ирония этой войны заключалась, как говорил дед Адам, в том, что катастрофа Юго-Западного фронта спасла Москву. Немцы увязли в Украине, слишком много их танков было повернуто на юг. У Гитлера произошло раздвоение в принятии решений: что важнее, Москва или богатая ресурсами и продовольствием Украина, от которой рукой подать до нефтеносного Кавказа.

Как бы ни эксплуатировали тему войны за прошедшие десятилетия советские идеологи, мы сейчас обязаны отличать святое в этой теме от сиюминутного, наносного. Трагедия народа многократно усугублялась тем, что ему не просто приходилось защищаться от свирепейшего врага — фашизма, — над ним, народом, стояла «своя», террористическая сталинская власть. Тем более велик подвиг наших дедов, забывать который мы не вправе. Для меня совсем не малой частицей этого подвига останутся четыре года боев в небе, горящие самолеты противника и сбитый на Курской дуге, но выживший мой дед — генерал-майор авиации Адам Махун.