Зачем было необходимо министра и мать двоих детей сажать в холодную камеру?

В виде исключения министр финансов Крыма Людмила Денисова, которая в результате пребывания в симферопольском СИЗО получила заболевание почек, согласилась ответить на вопросы «Дня» находясь в больничной палате. Врачи не позволили ей встать, и отвечать Людмиле Леонтьевне приходилось, находясь на больничной койке. Время от времени в палату заходили медсестры, прерывая интервью напоминаниями о необходимости приема таблеток или проведения тех или иных процедур. Однако несвойственная для Людмилы Денисовны, человека в целом подвижного и общительного, обстановка беседы не сказалась на откровенности. Столь сложный поворот судьбы привел ее к мысли, что отныне надо говорить не намеками, не эвфемизмами и иносказательными оборотами, а рассказать, наконец, общественности кто такие «группа лиц», как она выражалась раньше, в чем суть той аферы, на которую она раньше только указывала…

— Людмила Леонтьевна, в принципе, суть того скандала, который разгорелся вокруг действий крымской прокуратуры против крымского правительства, вы уже изложили журналистам. Хотелось бы подробней — в чем именно заключался механизм нарушений и изъятия денег из оборота в нашей стране в результате проведения операций с крымским республиканским займом?

— Дело в том, что сама организация займа, выпуска ценных бумаг и потом придание им государственного статуса, реализация их оффшорным компаниям и потом нарушение налогового законодательства — вот где механизм нарушений. Действительно, из оборота в стране были выведены почти 500 миллионов гривен, которые получили оффшорные компании, благодаря действиям управляющего банка этого займа «Славянский». Деньги были выведены на совершенно другую орбиту. А они бы могли работать здесь, в Украине, и приносить доход здесь. Суть сделки также заключалась в том, что прибыльность держателей облигаций определялась в 60 процентов, а прибыльность Крыма — всего 6 процентов. В 1998 году, в самом начале формирования нашего правительства, когда я была еще министром экономики, Сергей Владимирович (Куницин. — Ред. ) поручил мне как юристу и экономисту посмотреть суть этой сделки. Я посмотрела и поняла: механизм займа чрезвычайно невыгоден для Крыма, но документы были составлены настолько тщательно, что расторгнуть договор было «себе дороже». Поэтому я посмотрела и доложила главе правительства, что заем организован по решению Верховной Рады Крыма, а тем более как раз в последний день своих полномочий предыдущее правительство, которое возглавлял Анатолий Франчук и в котором министром финансов был Михаил Витков, нынешний советник Леонида Грача, действие договора было продлено до 2000 года. «Тут мы прекратить его не в состоянии, — сказала я, — но давайте поработаем над тем, чтобы увеличить доходность займа для Крыма, то есть повысить процент отчислений в наш бюджет…».

Я попыталась сделать это через министра финансов, который еще не был назначен, и его обязанности исполнял Михаил Витков. Но вопреки нашим ожиданиям у нас ничего не получилось. Михаил Витков всем стал доказывать, что это очень выгодная сделка, что 7 миллионов гривен в год для бюджета Крыма имеют большое значение. У меня были тогда другие задачи, но когда меня в новом правительстве 30 июня 1998 года назначили министром финансов, мы с Сергеем Владимировичем опять подняли этот вопрос. Я вызвала в Крым представителей банка «Славянский», (тех, которые сейчас уже арестованы) и попыталась с ними договориться об увеличении процента отчислений в Крымский бюджет. Дело все в том, что они вообще наш процент отчисляли векселями, но тогда эти ценные бумаги министерства финансов ходили в обороте и ежемесячный процент составлял от 590 до 660 тысяч гривен. Мы поставили вопрос — и тогда они начали нам ставить совершенно другие условия, которые вообще были не в интересах Крыма. Именно в тот момент и начались всевозможные звонки от вышестоящих руководителей, которые нас поставили в такие условия, что мы не могли инициировать изменения договора.

Мы ограничились тем, что отслеживали эти процессы и ставили в известность органы власти — писали в КРУ, в налоговую администрацию, в Службу безопасности, в прокуратуру, но никто ничего не мог сделать. Я попыталась приостановить действие договора до принятия окончательного решения, но тогда стали приходить недоуменные письма из оффшорных компаний, и начались первые звонки с просьбами и угрозами: ты, мол, не смей этого делать, поскольку будут последствия для всех. Мы потихоньку изучали эти четыре тома документов, и действительно там было все юридически выверено, и даже в том отношении, что если сегодня, например, появлялся новый закон, то эти документы еще вчера учитывали его требования, по всей видимости, их делали знающие люди!

Надо сказать, что как только я проявляла малейшую активность в этом отношении, то сразу появлялись эти звонки. Я неоднократно советовалась по этим вопросам с министром финансов Украины Игорем Митюковым, и он знал эту аферу, этот заем, он в нем не участвовал и не подписывал этих документов, наоборот, был настроен против него и предупреждал меня: там нужно быть очень осторожными, надо при первой возможности это закрывать и добиваться, чтобы этой сделке была дана окончательная и правильная оценка.

Так продолжалось долго: как только я начинала действовать, так в отношении меня проводились действия прокуратуры. Я сначала не проводила этой параллели, думала, что тут какие-то совпадения. Но со временем поняла, что прокуратура всегда проводила действия в отношении меня, связанные с моей активностью, и всегда какие- то недобросовестные — именно в те дни, когда мне нельзя было отрываться от дел. Первый раз это было так, что они как будто бы мне присылали три раза повестки, хотя я ничего не получала, и тут они являлись и предъявляли документы о принудительном приводе меня в прокуратуру. Я поехала туда, попросила показать мне вторые экземпляры этих «повесток», документы о том, что они мне были вручены, но в ответ на меня только накричали. Потом меня отпускали, а вскоре снова опять вызывали в самое неподходящее время: в десять часов заседание правительства, а мне на это время приносят повестку. Я звоню, прошу перенести вызов, они мне говорят: вечно вы не можете! Что, зам не может пойти? Но ведь член правительства — я, а не заместитель. На следующий день является УБОП. Меня увозят. Потом опять — сессия, а меня на это время вызывают в прокуратуру, я прошу перенести, а мне снова говорят: раньше на сессии все время ходил зам, и никто не умирал…

Последний раз они меня допросили примерно 27 или 28 марта, но в апреле, когда пошла эта катавасия с банком «Славянский», они меня просто вынуждали звонками. А однажды позвонил Михаил Витков и сказал, что вот именно сегодня надо решить вопрос, и больше никогда, а то это плохо кончится. Я сразу не поняла, для кого плохо, думала, что для них, и сказала, что я ни при чем, что они сами же этот механизм создали, пусть сами и решают свои проблемы.

Чего они требовали? Они требовали, чтобы я подписала договор о проведении зачета на этот заем. Но дело в том, что весь заем состоит из 120 миллионов, но только 70 миллионов числятся за банком, а 50 миллионов — за оффшорными компаниями, а мнения оффшорных компаний (речь идет о двух компаниях — «Xenon Marketing Limited» и «Data Technology S.A.») высказано не было. Мне предоставили просто сопроводительное письмо и бланки договора с печатью и подписью. И я должна была поставить свою подпись. Я объясняю Виткову: вы понимаете, ведь этот заем организовывала Верховная Рада Крыма, постановление о продлении принято всем правительством, я одна кулуарно решить такой вопрос не могу. Он меня настойчиво убеждал, говорил, что это мелочь, это не имеет принципиального значения, что это надо сделать срочно, именно сегодня и никогда больше. Он звонил мне даже после совещаний, которые у нас в министерстве заканчивались поздно, часов в десять. Люди со «Славянского» сидят в приемной, приехали специально, и он звонит. Я говорю, ты знаешь, я не буду с ними общаться, давай, в крайнем случае, дадим документы нашим специалистам, пусть посмотрят, надо провести экспертизу, выслушаем их предложение, ведь у нас есть отдел займов и залоговых операций, юристы. Но он настаивал на немедленной подписи. Это было в пятницу. Он сказал, что они придут в субботу. Но они в субботу не пришли, а через два дня опять возобновились звонки.

Я сказала, что написала руководителям и парламента, и правительства письма с просьбой дать мне указания: что делать с займом? Поймите, говорила я, если бы даже банк свои 70 миллионов желал провести взаимозачетами, то 50 остальных как? Это значит, что их бюджет Крыма должен был покрыть за свой счет, да плюс 5 миллионов — выпавшие доходы, которые мы запланировали в бюджет, мы в таком случае тоже не получаем. Ну ладно, сказал он. Все пропало! И пятого мая мне предъявляют обвинение, проводят обыск дома, описывают имущество, кстати, с нарушениями, потому что в протоколах никаких сумм указано не было, экспертизы в оценке мебели, бывшей в употреблении, как это положено, не проводилось — откуда взялась цифра оценки, я не знаю. Я доложила председателю, он поговорил с Шубой, тот сказал, что будем разбираться, больше ничего пока предпринимать не будем. Да, правильно, если есть обвинение, надо разбираться, но я ведь не собиралась скрываться все эти дни. Но когда я 10 числа пришла на работу, через 15 минут четыре человека зашли и срочно увезли меня в прокуратуру. Я так и ушла только с мобильником, так меня и поместили в камеру, там я и простыла, схватила вот болезнь, простудила почку…

— Предполагаете ли вы, что этот механизм изъятия денег был создан и действовал не просто так, а в чьих-то интересах?

— Конечно, да. Я знаю, в чьих. Это человек, который возглавлял предыдущее крымское правительство, который организовал второй транш этого займа — Анатолий Франчук. Это также бывший министр финансов Михаил Витков. Это банк «Славянский». Причем у нас же ведь достаточно солидные свои были банки, которые могли бы успешно управлять этим займом, но почему вдруг именно «Славянский»? Каким образом он оказался в «Славянском»? Каким образом проходил тендер, никто не знает, хотя они и ссылаются на него. Что интересно: пятого числа меня увозят туда и тут же звонят моим людям в Минфин и спрашивают — она подписала? Нет. После обеда, когда меня освободили, тут же звонят: подписала или нет? Десятого числа, когда меня задержали, звонят моему заму Ларисе Нестерчук и спрашивают: подписала или нет? Одиннадцатого звонят — не подписала? Значит, мы приедем завтра. Они думали, что после десятого я сломаюсь и подпишу. Но я не подписала и одиннадцатого, и все — они пропали… Никто теперь не звонит.

Они прислали какие-то липовые документы, которых я не видела. Но они испугались, говорят, мы привезем новый пакет документов, а вы этот нам отдадите назад. Я предупредила своих специалистов: вы ничего не подписывайте. Потому что они сейчас же начнут ломать других людей…

— Вы полагаете, Михаил Витков действовал по своей инициативе или нет?

— Конечно, нет. У него остались прежние связи. Он звонил мне и говорил: «Людмила, понимаешь, всем так будет лучше». Я говорю: «Для кого для всех, скажи мне?» Он: «Ну, ты понимаешь, что банк лопнул, и вообще деньги никто не отдаст…»

— Я понимаю, что если бы я это сделала, то ничего бы не было — ну хотя бы эти 70 миллионов они бы закрыли. Они бы закрыли их этим зачетом. Но как я могу это сделать, ведь они же ничем не обеспечены… Я консультировалась и с Сергеем Владимировичем, и он мне однозначно сказал: ничего подписывать нельзя. Я ездила в Киев, к Игорю Митюкову, и он мне сказал: нельзя подписывать — пишешь письма и ждешь указаний. Ведь надо постановление Верховной Рады о прекращении займа, и только после этого…

— Как вы полагаете, а в чем был личный интерес людей, которых вы упоминали? Только моральный или и материальный, вы полагаете?

— Я думаю… Я бы не хотела комментировать это. Но это так естественно. И всем понятно…

— Как вы расцениваете то обвинение в передаче компьютеров, которое вам предъявлено?

— Это абсурд. Итак, по компьютерам. Меня обвиняют: умышленно создала систему взаимных расчетов. Но как это может быть, если идея создания системы электронных платежей, куда были поставлены купленные нами серверы, обсуждалась еще в феврале 1999 года в Верховной Раде, потом в Минфине Украины. Этот вопрос был подготовлен по поручению Совета Министров, я тогда вообще была в командировке. Это был эксперимент, одобренный Минфином Украины, ГНА Украины. Это не могла создать одна мошенница! Этим вопросом занималась Служба безопасности, система была рекомендована для расширения по всей Украине…

К тому же, серверы для системы, в которых хранится база данных, не передавались никому, как были они на нашем балансе, так и остаются. Каждый из них имеет инвентарный номер, находится в АСУ… Здесь нет никаких ни хищений, ни ущерба, ни нарушений законодательства…

— Как юрист и финансист, что вы могли бы сказать об обвинении, предъявленном вашему коллеге, министру АПК Николаю Орловскому?

— Было постановление Совета Министров о выделении бюджетной помощи Керченскому стеклотарному заводу. Деньги эти были выделены через МинАПК, но вообще они не проходили через Орловского, он только документы подписывал, это чисто техническая роль, он не принимал здесь никакого решения. Почему прокуратура не задаст вопросы директору, который распоряжался этими деньгами? Я помню, что при перечислении этих денег в Керчь был сильный прессинг и на меня — требовали сделать это скорее, мотивировали это тем, что надо срочно изготовлять банку (в декабре и январе-то?), поддержать технологический процесс. Да, часть средств там было использовано в уплату за топливо, но 100 тысяч из 400 там действительно потеряны — кто- то «кинул», как говорят, этого директора…

Однако тут очевидно, что Орловского в данном случае задержали для фона, чтобы было не очень явно видно, что прессинг идет по вопросу республиканского займа. Министра АПК невозможно обвинить в хищении этих средств, а тем более — в его организации…

— Считаете ли вы, что такие действия прокуратуры были направлены против правительства Крыма в целом?

— Я считаю, что да. Это целенаправленная дискредитация правительства, которое уже добилось реальных успехов в работе.

— Как вы думаете, из какого центра направлялись действия прокуратуры? — Я думаю, что это все-таки желание республиканской прокуратуры иметь власть даже над структурами правительства. Но и при всем этом просматривается, что основной причиной этих действий является заем… И, естественно, накануне сессии эти события инициированы именно той третьей силой, которая хочет занять премьерское кресло в Крыму…

— Как вы думаете, как будут развиваться события дальше?

— Все будет зависеть от команды из Киева.

— Сможет ли что-либо изменить обращение правительства Крыма к Президенту и Генеральному прокурору, к Кабинету Министров?

— Я говорила с Игорем Митюковым. Его реакция была резкой и эффективной. Он доволен работой правительства и министерства финансов. Он сказал, что будет сам лично разговаривать с Президентом и Генеральным прокурором.

— Уже не как министр и юрист по образованию, а как гражданин страны, как вы расцениваете такие действия прокуратуры?

— Я думаю, что они не рассчитывали на такую гласность. Когда я спросила их, что я сделала такого, что вы решили мне изменить меру пресечения? Они ничего не объясняют. Меня просто схватили и посадили в камеру — вы представляете угрозу для следствия. Какую? Месяц не представляла, а потом стала представлять? Они что, раньше не знали, что у меня двое детей? Если они сделали такое с должностным лицом, ведь я же знала, что и глава правительства, и министерство будут меня защищать, а на что можно надеяться простому человеку?

— Спасибо вам за ответы. Желаю вам скорого выздоровления.

P.S. Чтобы получить ответ на наш вопрос — какая была необходимость бросать в холодную камеру женщину-министра и мать двоих детей, мы обратились в приемную прокурора Крыма Владимира Шубы. К сожалению, получить какой- либо комментарий и узнать точку зрения по этому вопросу самого Владимира Владимировича или хотя бы ответственных работников прокуратуры, занимающихся этими вопросами, редакции «Дня», впрочем, как и нескольким другим крымским журналистам, узнать не удалось: секретарь Владимира Шубы неизменно отвечала, что прокурор Крыма «на выезде, его на месте нет. У нас проверка из Генеральной прокуратуры, и все очень заняты». В свою очередь, на телефоне Павла Губского, отвечающего за связи с прессой, неизменно ставили в известность, что «все вопросы можно задать только Павлу Петровичу, но его сейчас нет на месте, куда-то вышел и когда будет, неизвестно. Позванивайте…».