Доблесть зодчих

Сюжет биеннале, первой в наступившем тысячелетии, строится вокруг слогана «Next», что можно перевести как «следующий», «будущий» или — «ближайший», «находящийся рядом». Отсюда и две, взаимодополняющие, одновременно диаметрально противоположные тенденции, которые, без риска преувеличения, можно назвать модными, актуальными в современном градостроительстве. С одной стороны, преобладали проекты на грани фантастики, виртуальные игры в неземной, идеальный пейзаж, разработки, вполне представимые где- нибудь в футуристическом боевике. С другой — приветствовалась соразмерность человеку, соответствие его повседневным нуждам, создание объектов, не конфликтующих с окружающей средой, будь то среда природная либо историческая. В первом случае такая гигантомания, изыски проективной, «бумажной» архитектуры представлялись уместными в мегаполисах, разросшихся городах Запада и Дальнего Востока. Во втором — заботой архитекторов был маленький, небогатый человек, простой житель небольших городов или сел, а также народы, не входящие в обеспеченный «золотой миллиард».

Средством демонстрации проектов служил, без сомнения, определенный экспозиционный жест. Иными словами, можно было просто развесить чертежи и расставить макеты зданий, как и поступило большинство участников. Более сложный путь предполагал превращение самого павильона в самодостаточное, эстетически автономное пространство. Образчик последнего подхода, довольно неожиданно, представили египтяне. Их зал был разделен множеством вертикальных полотнищ, похожих то ли на абстрактные картины, то ли на стены жилища кочевников. Пробираясь среди этого колышущегося лабиринта по полу, усыпанному морской солью, посетитель оказывался в миниатюрном оазисе, на краю пруда с дном, усыпанным цветными камнями, встречаясь к тому же с собственным отражением в огромном зеркале. Пожалуй, никто бы не смог дать образ своей страны на этой выставке лучше, чем египетские художники. И, в то же время, такая репрезентация представлялась далекой от сугубо практических, архитектурных задач. Египетский павильон был бы более уместен на «основной» биеннале.

Упомянутый выше футуристический порыв безраздельно торжествовал в павильоне США. Эта экспозиция вообще оказалась в центре внимания — вплоть до небольшой демонстрации антиглобалистов в день открытия, что неудивительно. Ведь ее содержание определялось приближающейся годовщиной катастрофы 11 сентября. Проекты восстановления манхеттенских «близнецов» соседствовали с фотографиями Джоела Мейеровица, сделанными прямо на месте, по горячим следам трагедии. Сама выставка оставляла смешанные чувства. Стремление залечить раны Нью-Йорка у многочисленных проектировщиков приняло самые странные формы. Небоскребы в виде гигантских языков пламени, изломанных железных конструкций, покосившейся петли, яйцевидного кокона; в виде простреленных насквозь и оплавленных руин… Создавалось впечатление, что человечество ничему не научилось и взамен одних башен попросту строит другие, а драматические воспоминания запаковывает в глянец, как на фотографиях Мейеровица. Неудивительно, что и «Золотого льва» за творческие достижения дали автору того, безвременно погибшего Всемирного торгового центра, японцу Тойо Ито.

Своей вершины жесткая урбанистическая функциональность достигла в швейцарском «Гормонориуме». Этот проект, также приличествующий скорее научной фантастике, вызвал среди публики некоторый ажиотаж. Во всяком случае, очередь стояла постоянно. Приготовления вызывали приток адреналина. Посетителям выдавали полиэтиленовые бахилы, вешали на шею специальные номерки и давали расписаться под специальным предупреждением, что они входят в зал на свой страх и риск. Центральным качеством «Гормонориума» был его микроклимат. С помощью специальных машин здесь создавались условия, близкие к пребыванию на высоте 2500 метров над уровнем моря. Холодный разреженный воздух, ослепительно белые стены, светящийся пол — до такого массированного удара по ощущениям не додумался никто из коллег Филиппа Рама и Жана-Жиля Декосте. Рядовые граждане, попадавшие в «Гормонориум» (ваш покорный слуга здесь не исключение), действительно чувствовали себя такими себе скалолазами, штурмующими, как минимум, вершины Альп. Впрочем, среди этого белого безмолвия посещали печальные мысли: каким же видят земное будущее швейцарские архитекторы, если вместо настоящих горных высот предлагают горы искусственные, надутые вентиляторами и подсвеченные неоном…

Удачным совмещением практицизма и игр артистического разума запомнилась экспозиция России «Два театра». Нашумевшие проекты реконструкции Большого и Мариинского (насчет второго стоило бы вообще рассказать отдельную историю) театров дополнялись жизнерадостной инсталляцией на первом этаже павильона. Стекло и вода, разноцветные огни, игра прозрачных контуров, отражений и сполохов электричества — от этого, как от редкой невиданной диковинки, трудно было отвести взгляд.

А сами предложения по реконструкции знаменитых подмостков вызывали у украинского корреспондента здоровое чувство зависти к нашим северным соседям. Каким-то образом россиянам, по крайней мере, на бумаге, удается избавиться от комплексов как национального самоуничижения, так и столь же бессмысленного шовинизма. Американец Эрик Мосс разработал для Мариинки вызывающе радикальное обновление. Но его безумные стеклобетонные конструкции кажутся таковыми лишь на первый взгляд. По сути же колоссальные прозрачные «мешки» парадоксальным образом перекликаются и с классическим обликом как здания театра, так и Санкт-Петербурга в целом. Но дело даже не в том, что обновленная Мариинка выглядит радикально, а Большой — консервативно. Просто видно, что россияне не боятся рисковать, не опасаются просить совета и помощи у мастеров, вне зависимости от образа их мыслей и страны проживания. И в итоге — не только бережное отношение к своему наследию (которому нашим столичным властям поучиться), но и действительно современное развитие культурного ландшафта, результаты которого не стыдно показать потомкам. Кстати, развитие было ключевым понятием и для украинской экспозиции, но о ней чуть позже.

На стезе уравновешивания требований красоты и пользы преуспели страны — географические антиподы, Финляндия и Бразилия. То, что предложили их разработчики, можно было бы назвать народной архитектурой, если бы не неизбежно возникающий этнографический оттенок. На самом деле это воистину глобальные — или, если понимать под этим заботу о бедных, антиглобалистские работы. Средством приложения своих талантов архитекторы Суоми выбрали, как ни удивительно, Африку. Очарование черного континента пронизывало павильон до мельчайших деталей, от диковинных пряных запахов до песчаного пола, от полок с яркой утварью до фонограммы с туземными песнями. И среди всего этого, органичной частью, фотографии домов, выстроенных северянами для африканцев. Действительно уютные, идеальные в тамошнем ландшафте, жилища. Сразу становилось видным глубокое вживание финнов в насущные заботы тех, по большей части небогатых людей, для которых они придумывают и строят жилье.

Бразильцы отыграли на оппозиции настоящего и будущего, организовав свою секцию вокруг понятия «апгрейд». По бокам павильона они выстроили из фанеры, случайных досок и картона точные копии тех лачуг, в которых ютятся миллионы их соотечественников. В первом зале — панорамные снимки ужасающих своей нищетой кварталов, сплошь состоящих из подобных времянок. Чистилище сменял рай — снимки чистеньких, благоустроенных микрорайонов, выросших на месте фанерных трущоб. Простой и сильный социальный посыл и финнского, и бразильского павильонов запоминался надолго, однако призов, к сожалению, архитекторам не принес.

Бразильцы, тем не менее, проигравшими себя не ощущали. Ведь лучшим проектом жюри биеннале признало здание Иберийского фонда в бразильском Порту-Аллегре, спроектированное Альваро Саза Виейрой. Проект этот, выставленный в Арсенале в секции «Музеи», не эффектнее прочих. С точки же зрения соответствия окружающему пейзажу представляется идеальным. Семиуровневое здание Иберийского музея не просто вырастает из горы, примыкающей к нему, — оно кажется ее частью, настолько органичной, словно стояло здесь всегда, еще до появления здесь первых людей. Возможно, это и есть идеал новостройки — она не появляется волевым усилием даже самого талантливого человека, а как бы вырастает из пейзажа...

По биеннале было заметно, что экология вообще становится всемирной идеей фикс. Так, специального упоминания жюри удостоился так называемый «Озерный проект», задуманный для столицы Мексики. Оказывается, Мехико-сити расположен вокруг озер, которые дают хоть какой-то роздых для 19-миллионного мегаполиса. Спасение озер — не только спасение самого Мехико, но и больше. По сути, предложения мексиканских архитекторов приемлемы для любого стремительно растущего города и направлены на одно — сделать его гипертрофированные «людские муравейники» более приемлемыми для жизни.

Устроители украинской секции, расположенной неподалеку от мексиканской, также оперировали понятиями экологичности и планирования жизни. Детские рисунки составляли пестрое полотнище на полу. На этот фундамент опирались своеобразные укрытия, выполненные из металлической решетчатой опалубки и мелкомасштабных карт. И, наконец, на стенах — серия карт из Генеральной схемы планирования территории Украины, со всеми аспектами — от заповедных зон до системы транспорта. По сути, вместо конкретного здания была представлена, как проект, вся страна. Достаточно точно по отношению к ситуации. Государство, которому немногим более десяти лет, рисует свои надежды и мучительно выбирается из детского возраста, планирует само себя и одновременно учится созидать. Стремление, которому нет альтернативы. Однако, как известно, дьявол таится в деталях, в мелочах. Взрослое умение работать тонко и бережно, учитывая все нюансы, также дается длительной, кропотливой практикой.

Образец такого умения продемонстрировали итальянские архитекторы. Задачи у них архисложные: встраивание современных объектов и коммуникаций в пейзаж древнейших городов-музеев, где каждый камешек представляет собою историческую ценность. Бережное обращение с этими самыми камешками могло бы быть уроком в первую очередь для киевских властей. Достаточно лишь посмотреть, как проектировщики предлагают провести метрополитен в Неаполе — жемчужине Южной Италии. При ультрасовременности дизайна — удивительная скромность, даже, точнее, интеллигентность общего решения. И можно не сомневаться — метро в Неаполе состоится именно таким, как его задумали. Оно будет вызывать восхищение авангардностью дизайна и гармонией с видами города. И наземные выходы из сабвея не станут резать глаз своим стеклобетонным уродством. И ни один памятник не будет снесен, не рухнет и не пойдет трещинами. И так везде в итальянской архитектуре, будь то проект Политехнического института в Милане, библиотеки в Турине, конгресс-центра в Риме либо даже эскизы новых палаток для уличной торговли в той же Венеции. Остается чувство, что деликатное отношение к прошлому нисколько не ограничивает фантазию итальянских архитекторов, скорее, напротив, стимулирует ее.

Однако «Золотого льва» за лучший иностранный павильон вручили голландцам. Все насущные требования времени им удалось совместить воистину виртуозно. Даже зрительно экспозиция Королевства Нидерланды оставляла приятное послевкусие. Прозрачные шары и мониторы с видами новых зданий. Интерактивный объект посреди павильона, стеклянный футляр с макетами и эскизами, которые можно было повернуть вручную, рассмотреть со всех точек зрения. Проектируемые объекты — велосипедная станция, разноцветные коттеджи в далекой провинции либо расположившаяся прямо среди плавней арт-галерея — изящны и удобны, сливаются с окружающей средой и в то же время стильно современны. Архитекторам трех поколений из маленькой страны, в которой, казалось бы, ландшафт освоен настолько, что некуда вбить лишний гвоздь, удалось доказать, что человек и природа могут сосуществовать в согласии. Наверное, это и есть «next»-архитектура во всех ее значениях.

К сожалению, многие интереснейшие работы оказались за рамками этой статьи. Оригинальные павильоны Германии и Австрии, Великобритании и Японии, большинство секций Арсенала, таких как «Город башен» или «Государство и церковь». Города-сады, города-стены, вокзалы, похожие на космопорты, магазины, напоминающие храмы, и храмы, возвышающие к вечности... Архитектурная биеннале богата и впечатлениями, и идеями.

Увы, без толики скептицизма здесь не обойтись. Казалось бы, какое отношение все это пиршество человеческой фантазии имеет к нашим, далеко не благоустроенным пенатам?

Самое непосредственное. Не в том, что касается горделивых небоскребов либо фантастических интерьеров. Крайне важно понять то, что, так или иначе, являлось лейтмотивом и национальных павильонов, и биеннале в целом. Вещи, в общем, давно известные, где-то подчас банальные, но неизменно верные. Земля у нас одна, других вариантов просто нет. И для того, чтобы жить на ней богато и счастливо, стоит сделать счастливой, в том числе, и саму землю. И здесь не нужны грандиозные усилия, мощные капиталовложения, вернее, не только они. Достаточно иной раз просто хорошенько подумать, вписать свои действия в прошлое и будущее — и получить результат, не оскорбительный ни для прошлого, ни для грядущего.

Вероятно, в подобном поиске равновесия и заключается ныне доблесть зодчих.