Норма — не для Баниониса

Но Банионис, отмечающий 28 апреля свое 75-летие, оказался выше быстротечной моды. Он вошел в кинематограф основательно, со своей темой, своей интонацией (хотя настоящего его голоса мы, по сути, не знали — его всегда дублировали). Впрочем, не случись в его жизни встречи с кино, был бы не менее замечательным мастером сцены. С абсолютно «киногеничной» манерой игры.

Помню, я смотрел с галерки четырехчасовый спектакль «Пляска смерти» по Стринбергу с участием Баниониса и мучился от нехватки «крупных планов». Актер играл на нюансах: глазами, движением бровей и уголков губ, что абсолютно не «читалось» издалека, но наверняка здорово смотрелось бы с экрана. Дело в том, что его учитель Юозас Мильтинис, стажируясь в свое время во Франции, снялся в пяти фильмах, работая на одной площадке с Жаном Габеном, Мишель Морган, впитал их манеру, передал ее как эстафету и актерам своего театра в Паневежисе. Донатас Банионис играл в Паневежесе, в этом провинциальном, но известном на весь мир театре самое разное: от Павки Корчагина до Городничего в «Ревизоре», от Тесмана в «Гедде Габлер» до Вилли Ломена в «Смерти коммивояжера». Это и помогло ему потом в кино осилить образы таких титанов человеческого духа, как Гойя («Гойя, или Тяжкий путь познания»), Бетховен («Бетховен — дни жизни»), сыграть непростые роли Вайткуса («Никто не хотел умирать») и Криса Кельвина («Солярис»).

Ему везло на кинорежиссеров: работал с Григорием Козинцевым, Витаутасом Жалакявичусом, Михаилом Швецером, Андреем Тарковским, Михаилом Калатозовым, Конрадом Вольфом, которые не использовали актера типажно, а требовали от него глубинного раскрытия образа, постижения сути роли. Случалось, когда Донатас Юозович приходил на площадку несобранным, холодным, без ощущения сверхзадачи снимаемого эпизода, Жалакявичус отменял съемки, говоря: «Сегодня ты мне неинтересен. Ты нормален». Постановщику был нужен «сдвиг нормы», срывание с обыденности ее банальных покровов, оголения сверхзадачи — и Банионис был как раз тем актером, от которого можно было этого требовать.

Среди экранных работ Баниониса — «Бегство мистера Мак- Кинли», «Цветение несеяной ржи», «Детский мир», «Змеелов», «Территория», «Кентавры», «Андрюс». Далеко не все из них стали событием, роли были мельче его дарования. Но когда возникала сложная задача, которая не по плечу другому актеру, тут Банионис развертывался в полную силу. В своем Гойе, создавшем непостижимые яростные полотна, он сочетал душевную щедрость и мелкое тщеславие, интеллектуальную утонченность и мужицкую недоверчивость, обывательский страх и смелую независимость художника. Да и Бетховен его был скуп, сварлив, завистлив, но при этом писал гениальную музыку. Даже в своей мелочности он был велик. В этих противоречивых образах многие усматривали исповедь актера. А он и не отрицал этого.

— В каждой роли есть частица и моей исповеди, — говорит Банионис. — Скажем, в «Кентаврах» через образ Президента я поведал и о своей собственной мягкотелости, нерешительности, порой даже беспомощности в решении каких-то острых вопросов, в «Солярисе» осудил и себя за душевную черствость, холодный эгоизм, которые встречались в моей жизни по отношению к родным людям, в «Гойе» вел счет и своим собственным творческим компромиссам...

Если бы вы попытались узнать, чем занимается любимый актер в свободное от репетиций и съемок время, он вас разочаровал бы. Банионису некогда отдыхать! Искусство требует полной сосредоточенности на себе. Ведь оно для художника как аккумулятор, дает ему силу. Гойя, которого актер играл, как и многих своих персонажей, «маленьким человеком», становился смелым, независимым, начинал по-своему оценивать людей и мир, лишь когда подходил к холсту. Так, возможно, и Банионис обретает себя — настоящего — только в работе.