Об особенностях архитектуры польских церквей и дележе в автобусе квадратных сантиметров

НАЧАЛО БОЛЬШОГО ПУТИ

Давно меня тянуло взглянуть, как там за бугром. У нас все ясно. Вплоть до лиц. Может, там не такие мрачно-уставшие? Может, там все улыбаются без перерыва? И денег так много, что они об этом предмете не думают? Как сказал мне один приятель, съездивший в Прагу: «Там все другое».

Еще в октябре другой мой знакомый предложил: «Слушай, — говорит, — давай в мае в Париж поедем. Представляешь, — все цветет, а мы в Париже!» — «Давай не будем так далеко загадывать», — осторожно ответил я, как будто речь шла о полете на Луну.

«Надо, — говорит, — только денег немного подкопить. Поездка со скидкой, по журналисткой линии. Стоить это будет 330 долларов. Копи!»

Я уже подзабыл об этом осеннем разговоре. Как вдруг в конце марта девушка этого приятеля спрашивает меня: «Так ты едешь в Париж? Мы уже 100 баксов в залог и иностранные паспорта сдали».

Тут во мне тоска по Парижу опять проснулась. А у меня и паспорта заграничного не имеется.

Выясняется, что подбирается приличная компания журналистов. Кто-то даже языками владеет. А кто-то вроде ездил уже в подобное автобусное турне и еще желает.

Географическое меню было роскошным: Берлин — Париж- Амстердам — Гаага.

Украина, думаю, интегрируется с Европой. Надо хоть взглянуть, с кем мы интегрируемся!

Три столицы плюс город, где заседает Международный суд. Все это в течение десяти дней. В Париже — четыре. Нет, программка — более чем.

Смущает только, что два раза в автобусе придется трястись по 30 часов кряду. Надеюсь, выдержу.

Впоследствии это действительно оказалось непросто. Народ в автобусе распадался на враждующие лагеря из-за тесноты.

И поездку эту, скорее, можно назвать экспедицией, чем увеселительным путешествием. Если это и можно считать отдыхом, то отдыхом на выживание. Но мне, как профессиональному репортеру, — даже интереснее. Чем хуже — тем лучше. Впечатления ярче!

Короче, за две недели добываю паспорт. Не седьмой круг Дантового ада, а максимум — второй. Но что не сделаешь для Парижа?

Кстати, в отличие от своей девушки, этот мой знакомый, который осенью на май приглашал, — не поехал. Не накопил. А я на эту дорогу спустил остаток давно проданной отцовской машины. Ведь привлекало и то, что в Берлине будем 9 мая. Надо поздравить фрицев с нашей Победой!

Организована была эта ознакомительная экспедиция вовсе не «по журналистской линии», а в рамках программы «Врачи без границ».

К врачам, как вы понимаете, я имел отдаленное отношение. Только в том смысле, что хожу иногда к ним на прием. И те, кого я увидел на предварительном собрании, — тоже были не на ты с медициной. Хотя пару медсестер и врачей затесались в нашу группу из 40 человек.

Все соблазнились действительно относительно недорогой платой в $330. Однако в стоимость не входила ни одна из экскурсий, которые в среднем — 7,5 Є. Еда опять же. Заранее были оплачены только завтраки в дозвездочных гостиницах (душ в коридоре) с булочками, кофе и джемом. В результате это влетело мне где-то в $600.

Я еще в университетской столовой в Париже новый фотоаппарат на десять минут оставил. Интеллигенты в лице негритянских и арабских студентов стырили. Так что с фотоаппаратом — на $ 80 больше. Но это уже личный урон.

В Париже мы, будучи врачами, наткнулись на такую же группу липовых киевских дизайнеров. Им было чуть поинтереснее, поскольку нас гоняли на лекцию о борьбе с наркотиками, а их — на проникновенные рассказы о художественных пропорциях.

Руководитель нашей группы Ярослав — небольшого роста в меру упитанный мужчина с Западной Украины — заговорщически предупредил в Киеве, чтобы мы не распространялись по поводу турне, а то соотечественники подстерегут автобус в Польше и отберут карманные деньги. Отбывать надо в обстановке строжайшей секретности!

Набив сумку одноразовыми вермишелями и кашами, присовокупив к ним народный нагревательный прибор — кипятильник, я долго думал какой из двух словарей взять: русско-французский или французско-русский.

По идее, если что-нибудь нужно спросить, — надо русско-французский. А если вывеску прочитать — французско-русский. Взял последний. Он меньше весил, что и стало решающим фактором.

Со знакомыми в группе договорились брать по две бутылки коньяку. Я еще бутылку водки прихватил. Для символического распития у стен рейхстага.

Из напутствий и личных просьб главных было три: «привезти маечку из Парижа» (друга осенило в полвторого ночи накануне отъезда 7 мая), другой приятель заказал «любой камешек привези из Парижа, и знакомая настаивала на открытке с видом столицы Франции. Все!

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Поезд на Львов оказался наполовину пустым. Стук колес всегда производит на наших людей определенное действие. Первый вопрос в купе закоренелых трезвенников:

— Ты водку взял?

— Нет.

— Отлично. Я на диете!

Но уже через десять минут все скопом обычно посылают гонца в вагон-ресторан.

Сейчас, в связи с затаренностью спиртным, можно было приступать к распитию сразу, без утомительных процедур добывания алкоголя.

После двухсот грамм на каждого публика пришла в лирическое состояние, и задумалась, чего бы такого сделать в Берлине.

Постановили два пункта: первый — опять построить Берлинскую стену, второй — бурно отметить 9 мая.

ПОТОМУ ЧТО НЕЛЬЗЯ БЫТЬ КРАСИВОЙ ТАКОЙ

Во Львове пересели в автобус германского производства «Неоплан». Название было символичным, учитывая что мы ехали бороться с наркотиками. То есть в просторечии его можно было назвать «Неокосяк».

Ярослав предупредил нас, если таможня будет пытать, мы — врачи в служебной командировке.

Доперлись до границы с Польшей. Вереница автомобилей. Квадратное здание таможни. С левой стороны пропускного пункта скакали украинские воробьи, с правой — польские.

Всех повели к турникету. Из толпы выдергивали по одному человеку и из стеклянной будочки таможенник испытывающе таращился каждому в лицо, придирчиво сравнивая его физиономию в паспорте с оригиналом.

У большинства на фотографиях в документах рожи были красивее, чем в реальности. Теперь же, под строгим взглядом таможенника, народ делал какие-то судорожные гримасы, пытаясь придать лицу выражение, запечатленное в документе. Как назло, выражение почему-то получалось скорбным. И совсем непохожим на паспортное.

Тем не менее, всех пропустили. Причем внутри каждого зажегся восторг облегчения, как у преступника, благополучно избежавшего облаву.

Наконец мы выехали за турникет с территории Украины. Нам прощально помахало чучело на огороде. Оно неплохо олицетворяло нашу многострадальную Родину: изношенное, дырявое, вечно колеблющееся на ветру, но, в целом, не унывающее. Даже как-то странно, но это чучело в душе рождало оптимизм.

ПРОЩАЙ, РОДНАЯ СТОРОНА

Итак, я впервые вижу заграницу. Фиксируем. Какие-то сады камней, мельницы, огромное желтое поле рапса. Из него масло делают. Рапса в Европе — завались. Ржи или гречки днем с огнем не сыщешь.

Уехали от границы километра на два — ностальгии пока не возникало. Как, впрочем, и позднее.

На дороге все больше мелькали крошечные машинки, автомобили-карлики. Чем больше мы влазили вглубь Европы, тем сильнее мельчали машины. Шныряли, как голуби, под колесами нашего пузатого автобуса. У американцев — гигантомания, у европейцев — минимизация. Каждый подбирает по своему воображаемому размеру.

В Польше весьма творческое отношение к церквям. Например, церковь выглядит так: помещение треугольной формы, что-то вроде входа в подземный переход. Крыша в виде огромного белого креста. Или, к примеру, маковка церкви представляет собой полупрозрачную авангардную конструкцию.

На аккуратных домиках — черепичная крыша с преобладанием красного цвета.

Каждый поляк норовит творчески разнообразить свой дворик. То мостик через огород перекинет, то арку из цветов воздвигнет. Народ эстетически изощряется.

Наши водители тоже поляки: пан Адам и пан Зденек.

Первый — типичный поляк, интеллигентное лицо с удлиненным носом. Второй напоминает усохшего героя американских боевиков Чарльза Бронсона: полукорейский, полуусатый тип. Оба в белых рубашечках и галстуках. Все исключительно культурно. Именно в таком культурном виде Зденек-Бронсон и любил вдрабадан напиваться ночью, когда была не его смена. Наш человек!

В Кракове была самая оригинальная церковь — в виде подводной лодки. Однако через два квартала ее победила другая — в форме лыжного трамплина.

Автобус затормозил возле пропускных пунктов со шлагбаумами. На шоссе 12 пунктов — 12 шлагбаумов. За ними — платная дорога.

Плавно въехали в ночь.

Автобус стал напоминать космический корабль. Из недр окружающей черной бездны всплывали зеленые и голубые огоньки. Шофер в белой рубашке — как ангел среди звезд.

Двигались довольно медленно. Максимум — 70 км/ч. Теперь такое правило для автобусов с людьми. Неторопливо нас обгоняли тяжелые фуры.

Первая остановка на бензоколонке. Тут же работающие магазины, кафе, душевые. Душа на всех не хватило.

Возле одного из ночных магазинов — коллекция садовых скульптур: бродяги, негры-лакеи, бараны, лошади, гномы. Венец творений — гигантский дед Мороз-вышибала. Из красного рукава у него выглядывал огромный квадратный кулак.

В автобусе зреет конфликт. Немцы сильно часто понавтыкали кресла. Если откинуться назад, сразу распластываешься на коленях соседа (соседки). Повсеместны диалоги в духе:

— Я вписываюсь в свои 50 квадратных сантиметров. А вы нет!

— Какие пятьдесят? В вашем распоряжении максимум десять квадратных сантиметров. Нарушишь — сразу на чужой территории, то бишь на моем кресле.

Для меня первая ночь была чудесной. Девушка напротив — Маша, захотев придать себе горизонтальное положение, опустила кресло недопустимо низко. Давно я не чувствовал себя таким расплющенным! То есть в набитом автобусе мы были с ней наедине. Эту ночь мы провели вдвоем. Через кресло!

В семь утра «Неоплан» остановился уже на немецкой заправке.

Продолжение следует в номере за 1 июня