Обезьяна и суть

Есть такое порядком истасканное, но все еще чудодейственное слово «психоделический». То есть, если надо описать какое-либо странноватое, пестренькое, страшненькое явление реальности либо искусства, его называют психоделическим. Чаще всего психоделической является музыка. Есть и соответствующая литература, и даже образ жизни (например, человека, сознательно ведущего себя неадекватно, в начале 1990-х называли психоделическим большевиком), и, естественно, кино.

В поп-культуре волны психоделики поднимались дважды. Наиболее мощная наблюдалась в 1960-е — время ЛСД, Тимоти Лири и кислотного рока. Вторая, послабее, добралась до бывшего СССР в 1990-е с похожим набором — ЛСД (иногда еще и экстази), Тимоти Лири и кислотный рэйв. Экранным кумиром новых воинов подсознания стал шотландский режиссер Дени Бойл. За всего один, но эффектный для своего времени фильм — «Трейнспоттинг», который наши пираты и прокатчики для пущей доходчивости окрестили «На игле».

Собственно психоделического там мало — за исключением нескольких галлюциногенных эпизодов. По сути, это добротная социальная лента о буднях молодых шотландских торчков, присаженных вдобавок на героин, который психоделиком не является. Но «Трейнспоттинг» восприняли как призыв к действию, и с тех пор выросла генерация режиссеров, создавших целое направление английского «клубного» кино, густо сдобренного техно, невменяемыми фриками обоих полов и сценами употребления психоактивных веществ.

Сам Бойл в прошедшие с тех пор годы изо всех сил избавлялся от невольной роли наркоидного фильммейкера, результатом чего стали неудачный «Пляж» с Леонардо ди Каприо и довольно средний «Обычнее не бывает» с Ивеном Макгрегором и Кэмерон Диас. Об авторе «Трейнспоттинга» уже начали забывать, как вдруг синефильское сообщество наполнилось слухом: Бойл снял... фильм ужасов.

Новость не слишком невероятная — Бойл пугать умеет, стоит вспомнить падающего с потолка ребенка в «Трейнспоттинге». Впрочем, «28 дней спустя» трудно назвать хоррором в чистом виде, скорее, — тщательно взбитой смесью ужастика, антиутопии и фильма катастроф. Но главное — это фильм, в котором Бойл вспомнил свое «психоделическое» прошлое. Что подтверждает не только фабула, отдающая жутковатой галлюцинацией, или настойчивые, яркие цвета, переполняющие экран, но и выбор исполнителя главной роли: Филиан Мерфи дебютировал в типично «клубной» мелодраме «Диско- свинки».

Хорош зачин «28 дней». Сначала — стилизация под телехронику, сцены запредельной уличной жестокости, которые, как оказывается, на нескольких мониторах вынужден смотреть опутанный проводами шимпанзе. Далее типичная завязка жанра ужасов — группа болванов- экологов, несмотря на предостерегающие вопли лаборанта, освобождает прикованного к экрану примата. И тем самым выпускает на волю сверхмощный вирус.

Герой Мерфи, Джим, как раз и приходит в себя четыре недели спустя после инцидента с обезьяной. Один, в залитой солнцем больничной палате. В абсолютно пустой клинике. В вымершем Лондоне.

Опустевшая столица Королевства — самый удачный образ картины. Бойл, по сути, реализует одну из самых распространенных детских фантазий — о пустом городе, в котором можно делать все, что вздумается, — превращая ее в кошмар. Перевернутый двухэтажный автобус посреди улицы, одичалые Пикадилли, Трафальгарская площадь, набережная Темзы, косматый и бородатый одиночка, вопиющий в каменной пустыне, — все это действительно кажется сплошным параноидальным бредом, чудовищно реальной галлюцинацией. Кто знает, осмелься Бойл развить сюжет про бродягу, шарахающегося по смертельно пустому мегаполису, — получилось бы жесткое, действительно пугающее и непредсказуемое кино.

Но был избран другой путь — аттракцион. Как следствие, прямо пропорционально увеличению числа действующих лиц в кадре возрастает пустота внутри самого фильма.

Спасаясь от стаи зараженных (вирус превращает человека в кровожадного зомби), Джим сталкивается с парой живых и нормальных, от которых и узнает о катастрофе: население Британии, те, кто еще остался в живых, попросту бежали. Теперь каждый — сам за себя. Вирус попадает в кровь через царапины, слизистую, даже роговицу глаза. Инкубационный период — менее минуты. После чего у вас краснеют глаза, вы начинаете рычать, быстро бегать и бросаться на здоровых не хуже Кулика.

После выяснения всех обстоятельств произведение Бойла само инфицируется старой болезнью развлекательности и стремительно мутирует в тривиальнейший боевик с бифштексным насилием, обильным кетчупом и погонями. И хеппи-эндом, разумеется, — Джима и его двух приобретенных по ходу сюжета подруг замечает с небес невесть откуда взявшийся реактивный истребитель.

После чего возникает вопрос: зачем все это было?

Разумеется, Бойл доказал свой коммерческий потенциал, доказал, что может снять с размахом, с масштабной постановкой, угадать потенциальную звезду — Мерфи, с его ясно-голубыми глазами и лицом жестокого пупса. Но фильм от этого почему-то лучше не становится. Если хотели напугать — то не страшно. Если хотели донести какое-то гуманистическое послание — то оно утонуло в рычании, багровой блевоте и выбитых бейсбольной битой мозгах. Досадное ощущение пустоты, как будто проехался на Колесе Тысячелетия в Лондоне в густой туман — ничего не увидел, только время зря потратил. И ведь наверняка через пару лет в Голливуде снимут нечто подобное — может, не столь яркое, но уж точно более захватывающее.

Однако Бойлу все-таки удалось сделать нечто значимое. Ведь кинематограф Соединенного Королевства доселе славится своей вялостью, черпая темы исключительно в семейных ссорах и (последний десяток лет) — в ночной жизни Лондона. Соответственно, и получаются тягучие семейные драмы, тоскливо похожие друг на друга, или «клубная» продукция с тем же градусом неразличения. А Бойл напомнил о славной, зародившейся именно в Англии традиции апокалиптического сюжета. Ведь именно «обдуманные кошмары» (по определению Борхеса) стопроцентного британца Герберта Уэллса когда-то впечатлили весь мир. И английский бестселлер «День триффидов», в котором человечеству приходит конец от зеленых метеоров и хищных растений, тоже побывал в списке бестселлеров 1980-х. Экранизации, кстати сказать, тоже удались.

Невелика доблесть — снимать что-нибудь катастрофическое в павильонах на Тихоокеанском побережье. Лишь на Островах с их традициями, пейзажами, врожденной мизантропией аборигенов подобные фильмы могут наполниться неотразимой мрачностью — которой на другой стороне Земли просто не сыскать. Бойлу уже однажды удалось повлиять на ситуацию в национальном кинематографе — возможно, удастся и на сей раз. Одних постановок и римейков по мотивам Уэллса хватит, чтобы заставить мир затрепетать перед новым грозным ликом британского кино.

Так что, вполне вероятно, «28 дней спустя» — провал, чреватый дальнейшим триумфом. Если, конечно, к северу от Ла- Манша хватит смелости выпустить на волю всех глубоко спрятанных обезьян.