«Ползучая, крылатая Россия»

Пророческими строками из стихотворения Александра Блока:
Двадцатый век... еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла,
Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла

начала вечер «Поэты серебряного века» Алла Демидова. Известная московская актриса приехала в Киев по приглашению дирекции кинофестиваля «Молодость». На протяжении полутора недель Демидова выступала в роли члена жюри главной программы Международного киевского кинофестиваля, провела мастер-класс и, наконец, в канун своего отъезда домой поделилась с киевлянами своей любовью к русской поэзии конца ХІХ — первой четверти ХХ века.

Проработав большую части своей жизни в некогда самом популярном во всем Советском Союзе московском Театре на Таганке, Алла Демидова оставила его мятежную сцену, поскольку ей стало неинтересно общаться с новой, постсоветской публикой — легкомысленной и грубой. Защищаясь от нее, она создала свой поэтический театр. Всплывшие на поверхность жизни нувориши, которые уже успели войти в новейшую историю России как «новые русские», слушать утонченную поэзию Анненского, Блока, Гумилева, Ахматовой, Цветаевой, Бальмонта, Мандельштама и прочих великих поэтов не станут. Как не станут смотреть древнегреческую трагедию, к сюжетам и героям которой актриса также питает сердечную и эстетическую слабость.

Собственно, брезгливое, презрительное отношение к серой массе, к толпе и определяет выбор актрисой героев, тем и поэтов, с произведениями которых она сегодня выходит на публику. Очень многие (если не все) представители символизма, акмеизма, футуризма и прочих «измов», из которых и сложилось такое явление, как Серебряный век русской поэзии, не испытывали к «двуногим» ничего, кроме презрения, которое Игорь Северянин выразил в произнесенном со сцены стихе «Чем они живут»:
Они живут политикой, раздорами и войнами
Нарядами и картами, обжорством и питьем
Интригами и сплетнями, заразными и гнойными,
Нахальством, злобой, завистью, развратом и нытьем...

Более сложным оказалось отношение интеллигенции к России:
Моя ползучая Россия
Крылатая моя страна!

— которая была им вроде как матерью, но от века вела себя по отношению к своим детям, как мачеха.
Россия, куда мне бежать
От голода, мора и пьянства?

— вопрошал в одном стихотворении Андрей Белый, в другом доходя в своей любви-ненависти к народу и Родине до заклинания:
Довольно: не жди, не надейся
Рассейся, мой бедный народ!
....Исчезни в пространстве, исчезни,
Россия, Россия моя.

Та, пребывающая в предощущении бури предреволюционная Россия, с которой у поэтов сложились столь сложные, можно сказать — садомазохистские отношения, через десять лет после написания этих строк в самом деле рассеялась. Как рассеялась через семьдесят лет новая, советская версия некогда великой империи.

Поколение шестидесятников, к которым принадлежит Демидова, во многом разделило эти сложные чувства русской интеллигенции начала прошлого века по отношению к своему народу и Родине. Пережив унижения и страхи сталинско-брежневской эпохи, разочаровавшись в двух политических оттепелях (хрущевской и горбачевской), многие из них сегодня дистанцировались от политики и социума, найдя прибежище, прежде всего, в поэзии и музыке.

...Переходя от одного любимого поэта к другому, Алла Демидова на протяжении полутора часов без устали сыпала к ногам киевской публики слова любви, отчаяния и надежды, делая лишь небольшие передышки, во время которых звучала музыка, такая же грустная и томная, как льющаяся со сцены поэзия. При этом актриса со свойственной ей властностью сразу же пресекла первые аплодисменты: «Мы входим в поэзию, а это лишь мешает». Иногда она комментировала те или иные строки, вспоминала какие-то детали биографии поэтов, с которыми, кажется, сроднилась больше, нежели со своими современниками. То, что ее связь с русской поэзией является не умозрительной, а сердечной, подтверждает даже такой незначительный на первый взгляд факт: актриса успела побывать на концерте Александра Вертинского, исполняющего романсы на слова поэтов Серебряного века. Пластика, интонации, настроение артиста, который стал для многих живой, связующей нитью между дореволюционной и советской Россией, могут дать для понимания поэзии Блока или Хлебникова гораздо больше, нежели десятки академических исследований.

Поэтический вечер, собравший — что характерно — в основном женщин, актриса завершила ахматовскими строками, в которых слились воедино отчаяние, утешение и гордость тех, кто пытается спрятаться от нашей варварской эпохи в изящном слове и искусстве:
Всего прочнее на земле — печаль,
И долговечней — царственное слово.