Союз единомышленников

«Избавься от всего, что нельзя считать красивым, полезным или смешным».

Я вычитала в Интернете, что такой совет разместила в сети Фейсбук 90-летняя пани из Кливленда. В свои 45 она сделала и записала 45 выводов, основываясь на жизненном опыте. В 90 — она их повторила, потому что еще одна половина жизни не прибавила к сказанному ничего существенного. Из всего, что проживаешь, что рвет твою душу по дороге, что кажется важным, к чему, задыхаясь, бежишь, решительно расплачиваясь головами любимых людей за право проскочить за взлелеянный в мечтах турникет, а в результате остается лишь несколько простых слов, несколько простых потребностей, несколько важных людей — вот и все... И сидишь на пепелище, оглядываешься на выпотрошенное своей же покореженной в боях саблей и думаешь: неужели это все я?.. И что?..

То правило, которое я записала, мне понравилось прежде всего. Потому что размышляла именно о том, что же делать?

Сентябрьский Крым был прекрасен. Сначала я возмущалась хамству местных таксистов, а затем поняла, что они не от зла, они просто не отсюда, не из этой жизни. Они до сих пор думают, что раз тебя везут, то, по их логике, — кто начальник? Неужели это ты, несчастье, которое без него не может добраться туда, куда тебе нужно? Здесь все — не из этой жизни, напомнила я себе, когда услышала, как пенсионер в пансионате, где мы с подругой остановились на ночлег, раздраженно просил вернуть повару на кухню чайное блюдце с хвостиком скукоженной шпротинки, целомудренно прикрытой разлапистым листком петрушки. Достаточно крепкого телосложения пенсионер утверждал, что это просто оскорбительно, подавать к столу этот хвостик, а официантка в несвежей капроновой блузке громко убеждала его, что это закуска, что так — «положено 50 грамм каждому». Кстати, подумала я, совсем как-то некстати, а какого веса может достичь самая откормленная шпротина, чтобы ее хвостик можно было подавать счастливым отдыхающим на первую закуску для подогревания аппетита? Но это вовсе не касается жизни, которую проживает сегодня мир. Все это совсем в другом времени, в котором полуостров дрейфует, держась тоненькой ручкой за большую сушу, так и смотри, что оторвет его ветром, да и понесет к другим берегам, ведь держится слабенько, так, одним пальчиком, для вида. Он дрейфует, до сих пор проклиная Горбачева, «что развалил Союз», а остатки истории пронеслись над их головами. Он и дальше смотрит саратовские и псковские новости как свои. Он страдает то без воды, потому что пересыхают заржавевшие трубы, то без света, когда мощные передвижные телевизионные станции одновременно включаются для прямого эфира в Москву с очередного летнего кочующего набега попсы в перьях... Проволочные нервы Ялты не выдерживают, так как сделаны еще в развалившемся Союзе, который действительно здесь вспоминают как пребывание в раю, а кто из молодых не помнит, тот просто верит. О существовании другого рая вряд ли догадывается мой любимый Крым со своими белыми дворцами, осыпанной штукатуркой на беседках, грустными львами и засыпанными мусором Золотыми и Царскими тропинками, со своими божественными парками, в которых уже давно заметно, что старый садовник упокоился и не видит, что сталось с его клумбами...

Ежегодно набеги на Крым становятся все более мощными, более частыми, кто-то кривой финкой нарезает его благословенные олеандровые, магнолиевые, туевые, дубовые, липовые, розовые парки и леса, усеянные экскрементами восторженных здешней красотой туристов — и ставит на наделах свои домики, сляпанные по-богатому как попало. И когда сюда приходит зима, грусть проникает в каждую щель, ветер гонит серпантином тучи пластиковой тары, местный народ возвращается из пансионатов и санаториев в свои дома проживать заработанные за сезон копейки и ожидать очередного летнего нашествия как жизнеобеспечивающего зла...

Мне шепотом говорят, что в Крыму стало страшно. Народ, который сохранил в мозгах и в душе все совковые привычки, с готовностью вынул для употребления совковый страх, когда на глазах похватали людей и запихнули в СИЗО — как знать, виновных или нет, но волочили так, чтоб всем было страшно, напоказ, словно в старом кино...

Экс-президент Квасьневский, экс-премьер Тони Блэр, президент Шимон Перес, Хавьер Солана, Торнбйорн Ягланд, Марек Сивец, египетский писатель и индийский министр, аналитик американского президента и Нобелевский лауреат по экономике расхаживали по Ливадийскому дворцу, рассматривая тигренка Мураками, картину из платины и золота, которую выставил здесь Виктор Пинчук. Он намекал на то, о чем все эти люди приехали говорить, — что будто бы Украина может стать страной-тигром следующего поколения, как это случилось в Азии, что будто бы под ручку с Турцией Украина может стать «европейским Китаем»...

Вышел к микрофону старый Яков Брагинский, о котором рассказывала мне бабушка с его же интонациями, — он так понимал экономику нашего Пирятина, что и до сих пор, еще с дооктябрьских революций, мы ходим в его магазин ( «в «Брагинского» хлеб привезли», — извещают соседи ). Да нет, я смела с глаз пелену, то был очень похожий на него 88-летний Нобелевский лауреат Шимон Перес. Он предрекал: «Если желаете заглянуть в будущее, не ходите на биржи, ходите в лаборатории». Он говорил, что завтра в мире произойдет мощная научная революция, что никто в мире не знает ответа о завтрашнем дне — это знают лишь ученые.«Старый вид экономики базировался на аккумуляции и увеличении богатства. И экономисты в своих трудах пытались проанализировать, что может сделать человека богатым и, соответственно, счастливым. Но в настоящий момент такой анализ уже неактуален. Знаниея не материальные ресурсы, не деньги, не вода, а именно знания определяют будущее мира».

«Ученые создают капитал, который принципиально отличается от капитала, описанного Адамом Смитом и Марксом», — говорил дальше он. «Никто не может руководить учеными. Когда ученый проходит досмотр на таможне, на границе, никто не может посмотреть, что у него в голове, — разъяснял свое мнение президент Перес. — Кроме того, ученые общаются между собой с помощью современных социальных сетей, что создает «огромный резерв альтернативных решений».

Никто не может руководить тем, что у человека в голове — зная, где безопасно хранить мысли, правду , можно легко побороть страх. Это знали интеллектуалы, которые сидели в гулагах — и выработали для общения с тупостью и деспотизмом правило на века: не верь, не бойся, не проси!

Ответ о том, что будет завтра, знают лишь ученые. Вспомнила об этом позже, прочитав, что студентка из Могилянки смазала министра образования всея Руси Табачника букетом по напомаженной бороде...

Египетский писатель говорил собранию в Ливадии, что завтрашний день будут решать молодые, потому что мир изменился не так, как всегда. Мир постарел. Средний возраст в Азии и Африке — 25 лет, а в Германии — 55, подсчитал он. «В арабском мире более 190 миллионов людей до 30 лет. Около 56 % молодых людей не достигли 20 лет. И когда начались серьезные экономические проблемы, молодые люди осознали, что они страдают из-за проблем, за которые они не несут ответственности, которые они не создавали», — отметил он.

А, следовательно, все лишь только начинается. И мир, сжавшись в одном месте своего глобуса, потянет одеяло в другом месте, и никто сегодня уже не может сказать, что «а в моем хуторе все огороды останутся целы, все звезды так и висят над моим домом, и все лающие псы крепко прикованы цепями к моему добру, и никого не пустят сюда опустошить наши вечные садики».

Ливадийские гости продолжали дальше говорить свое: у Украины прекрасный шанс, не потеряйте его, увидьте себя в этом геополитическом пейзаже и немедленно отреагируйте. Вы в настоящий момент можете ухватить удачу за хвост!

Над Ливайдийским дворцом кружила ворона, вызывающе задирая хвост, если вдруг приспичит — сделать свое дело на всю эту красоту. И как бы изменить взгляд на нее и разглядеть, что это не ворона...

Но кто там ее разглядывал... Сначала на сцене посидели перед всей этой группой главные персонажи власти. Неумело потужились, прочитали нехитрые слова и, облегченно вздохнув, умчались править государством. А затем выступил самодеятельный коллектив «альтернативных лидеров из оппозиции»... Он дефилировал весь в охране, окруженный телекамерами, которые абсолютно, конечно, бесплатно, записывали так же нехитрые бесцветные его слова. «О 12-сантиметровом каблуке», — прошептал один парень, который варил здесь, во дворике, кофе другому, который удивленно провожал глазами известный из телевизора и многочисленной рекламы дамский силуэт. Альтернативные кружили по дворику, не особенно слушая, что здесь до сих пор говорилось о мире, потому что готовились дать бой оппоненту, который давно поспешил в направлении своего чартерного самолета. И когда наступило назначенное время — на сцене перед европейским собранием восседали надутые персонажи, что всем своим видом демонстрировали, насколько каждый из них не имеет ничего общего со своим, конечно же, малоинтересным соседом. Каждый произносил речи, от которых все более хотелось уйти отсюда под предлогом выпить кофе, чтоб только не видеть удивленные лица тех, кто только что, мгновение назад, метал здесь бисер о мире, Украине, шансах, новой «китайской» роли... Утешал один Кличко. Он был очень похож на европейца, он недавно побил поляка, и Квасьневский весело упрекал его из первого ряда. Великан не имел ни единой причины пыжиться, он говорил простые и хорошие слова, которые ему шли и от чего душа как-то избавлялась от стыда....

«Избавься от всего, что нельзя считать красивым, полезным или смешным!»

Вот здесь понадобился совет. Потому что понимание бездны между миром и тем, что в этой его божественно прекрасной точке валялось в своей пыли, просто жгло мозг. Верю в то, что «если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно», верю в то, что когда в небе над Вселенной — физической или интеллектуальной — происходит взрыв, то осколки звезд, которые падают всем на головы ( а на некоторых планетах — на синие хоботы и розовые кудрявые антенны вместо голов) и стучат больно по черепам или по тому, что их заменяет, запускают новые мысли. Верю в то, что все умные слова, которые услышал Ливадийский дворец, он, старенький, старательно собрал, законсервировал по банкам, и поставил в буфет на зиму — кто-то таки, истосковавшись по истине, придет, когда все разъедутся, да и откроет. Мы, верю, все равно не зря приехали в несвободный от страха и бедности Крым.

Нужно избавиться от всего незначительного, стрясти его со шляпы — то ливадийская ворона удачи подавала об этом знак своими хулиганскими действиями.

Я летела в самолете домой. Рядом сидел забавный дед. Его очень интересовало, что я пишу, и почем теперь такие компьютеры. Он оказался моим земляком — с Полтавщины. Прежним секретарем обкома. Он перестал интересоваться тем, что я пишу, и поведал замечательную историю своей жизни, потому что он запускал первую в СССР оросительную систему, что-то там прерывал на Иртыше, где-то там устанавливал энергоблок, родился в России, а в Украине спаслись его родители от какой-то беды в тех краях. Дед разошелся и говорил, что еще никогда не чувствовал себя таким украинцем, как «щас...» «Ты же смотри, что с ними делается, шоб такую золотую землю не знать, куда приткнуть. Видела ли ты, что на планете делается. Я ни за белых, ни за красных! Я за умных — знаешь ли их, видела, где они?» У деда было время и вдохновение разглядывать землю из иллюминатора самолета, который нес его в небесах, и не толокся в своем огороде.

Мы приземлились в Киеве, создав с дедом союз единомышленников, которым я горжусь и буду его беречь в своей копилке красивых, полезных и смешных, важных для жизни вещей.