Три вечера любви

Вы любите ходить в гости? А принимать их у себя? Не правда ли, это всегда праздник. Особенно, если эти встречи желанны и не разочаровывают. Мы соскучились по вахтанговцам. По их яркой театральности, любимым артистам, игровой стихии спектаклей. Наконец, мы встретились и не разочаровались друг в друге. Владимир Этуш назвал киевлян талантливыми зрителями. Три вечера интереса, три вечера радости для зрителей, шесть вечеров для театра. Так что же это было?

ЮРОДИВЫЙ
(«Сирано де Бержерак»)

Пятиактную стихотворную пьесу из жизни гвардейцев времен трех мушкетеров французского неоромантика прошлого рубежа веков Эдмона Ростана правнучка великого украино- русского актера Щепкина Татьяна Куперник перевела за восемь дней в экстазе вдохновения. Свой блестящий стих, равный авторскому, она дополнила знаменитыми строчками «Марша гасконцев»: Мы все под полуденным солнцем и с солнцем в крови рождены».

В современном спектакле вахтанговцев этих строк практически нет. Как нет и финального монолога Сирано, и сцены смерти красавца Кристиана, и многолюдья театральной публики первого акта, и многого другого. Нет и солнца в крови персонажей и актеров. Их кровь, кровь людей нынешнего рубежа веков, полна отнюдь не солнцем. Скорее полынью. Горечью, сарказмом, безнадежностью, страданием.

Герой своего времени, бретер, дуэлянт, фантазер, носатый урод, великий поэт Сирано де Бержерак в концепции режиссера Владимира Мирзоева и исполнении Максима Суханова предстает поэтом нашего времени. Юродивым. Едва ли не сумасшедшим. Такова его кривляющаяся мимика, колченогая — колчерукая пластика, голосовые фиоритуры и кунштюки поведения. Но вспомним, что юродство в России — это великая смеховая культура народа, это философия парадоксальной истины, это мессианство призванных на духовный подвиг. А разве поэт в современном мире не юродивый по сути? И не только поэт — просто человек тонко чувствующий, влюбленный и благородный. Он всегда остается «с носом». Но если хватит сил, как у богатыря духа Сирано, оставит с носом всех других — эгоцентричную красавицу (Роксану), жестокого властолюбца (графа де Гиша), ханжей и сплетников (монашки и солдаты) и даже друзей, искренних, но наивных.

Именно это и творит Сирано- Суханов в финале, надевая всем носы из своего чемоданчика, а сам снимая свой собственный нос, как снимает бессмертная душа смертное тело, этот земной костюм, прижизненную свою маску.

Режиссер Владимир Мирзоев предложил вахтанговцам вернуться в их собственную «турандотную» традицию — в игру с масками, условными костюмами, образными конструкциями декораций, музыкальностью, деталями-знаками, заложенными в творческий генотип театра его создателем — Евгением Багратионовичем Вахтанговым — программным спектаклем «Принцесса Турадот».

Современные вахтанговцы чисто и дисциплинированно выполняют заданный режиссером условный, изысканный стиль спектакля. Зрелище возникает целостное, яркое, впечатляющее. Но... наполнить сконструированную форму подлинным парадоксальным психологизмом (та же вахтанговская актерская «школа») удается вполне только Максиму Суханову. Малейшие импульсы внутренней жизни Сирано ежеминутно отражаются, выражаются, проявляются в его глазах, мимике, тембре голоса, движении. И не в прямую, а через парадокс, душевный грим, шутку сквозь слезы.

Этим же путем психологической правды, только через прямую открытость эмоций и мыслей, пытается идти Александр Прудников (Кристиан). Удачнее это получается в первой половине роли. Момент же прозрения и «помудрения» благородного, но простого ума не смог потрясти зрителя. Возможно, в силу сокращения финала этой сюжетной линии.

Ирина Купченко (Роксана) виртуозно имитирует чувства своей героини. Но за весь спектакль с ней как бы ничего не происходит, на судьбоносные события Роксана практически не реагирует. Что странно — даже при заявленной сосредоточенности ее на самой себе.

Любимец киевской публики Вячеслав Шалевич, встреченный бурными аплодисментами, снизошел до провинциалов, явив им себя в красивом костюме графа де Гиша и вальяжно походив по сцене. Образ своего персонажа актер, наверное, забыл в гримерной.

Громоздкая двухэтажная и двухслойная стена. сооруженная сценографом Аллой Коженковой и украшенная эротичными барельефами типа настенной «живописи» сексуально-озабоченных подростков, пожалуй, слишком иллюстративна в своей образности. Она давит, она кружится, оборачиваясь серо-белыми сторонами, сквозь нее проникают, ее прорубают, в ней скрываются... Но она слишком тяжела, слишком непарадоксальна для стихии высокого юродства, царящей на сцене.

P.S.Думается, что новой версией «Сирано де Бержерака» вахтанговцы, так сказать и «сняли шляпу» перед знаменитым спектаклем прямых учеников Е.Вахтангова, где в режиссуре Николая Охлопкова и декорациях Вадима Рындина Сирано играл Рубен Симонов (многолетний руководитель театра), а Роксану — Цецилия Мансурова (легендарная принцесса Турандот). Премьера военного 1942 года в Омске.

МЕРТВЫЕ ДУШИ ДОСТОЕВСКОГО
(«Дядюшкин сон»)

Федор Михайлович Достоевский, как известно, пьес не писал. Однако, по мнению одного из основателей МХАТа В.И.Немировича-Данченко, «писал, как романист, но чувствовал, как драматург». Потому и вышла столь «полной замечательная история возвышения, славы и торжественного падения Марии Александровны Москалевой и всего ее дома в Мордасове», разыгранная вахтанговцами во главе с режиссером Владимиром Ивановым (один из авторов инсценировки) и с «творческими заказчиками» спектакля Владимиром Этушем (Князь) и Марией Ароновой (Москалева).

Блестящая галерея актерских работ, фейерверк актерского мастерства, высшая школа русской исполнительской культуры — вот что такое этот спектакль. Режиссер «умер в актерах» во имя психологической правды, во имя жизни человеческого духа.

Вот только жизни ли?

Перед нами мертвые души. В варианте беспощадного последователя Гоголя, патологоанатома человеческой сущности Федора Достоевского. В варианте вечном и современном.

Суета-сует пышнотелых дам и худосочных франтов, бараноподобных мужей и эксцентричных полковниц, «кадушек» и старых дев, зрелых сплетниц и многообещающих пигалиц, изнывающих вдов и коварных «ма-шеров». Сколько темперамента, беготни! Вулканы восторгов и отчаяния, ураганы злословия и фанфаронства. И вся эта бурная имитация жизни штормит вокруг дряхлого старика- князя (В. Этуш), «смотришь на него, и невольно приходит мысль, что он обветшал или лучше сказать износился».

В. Этуш постоянно меняет парики, усы, говорит тихо, медленно и протяжно (слышно при этом каждую буковку), движется как-то шарнирно, боком. Но в этом нет карикатурности, издевки, комикования. Князь элегантен и даже по-мужски очарователен. В нем нет старческого рамоллизма. Да, князь Этуша даже не на краю могилы, а одной ногой уже в ней, но он жив! Он живет полнокровной внутренней жизнью — прежде всего любовью. Воспоминаниями о своих прекрасных бурных романах, эстетским созерцанием женских фигур, упоением чувственными романсами. Для него и сейчас все женщины прекрасны. И в этом восторге неувядающей любви нет ни грана пошлости или сальности — одна искренняя возвышенность, прекрасная сила чувств. Поэтому не смешно, а грустно. Печаль светла. И хочется разделить с этим стариком в эксцентричном гриме испанского сюрреалиста Сальвадора Дали, с великим актером Владимиром Этушем, снявшим все парики и распахнувшимся навстречу зрительному залу, его вопрос о том, зачем мы живем? зачем пришли в эту жизнь? с чем уйдем из нее?

Он имеет право на вопросы о жизни, ибо этот полумертвый князь — единственная живая душа среди остальных. Другие — мертвые души. Они лишены главного в жизни — любви. А поэтому беспощадны друг к другу, унижают и топчут один другого, сыплют соль на раны близким, торгуют родными, обманывают и используют.

Мраморным памятником на могиле собственной души окаменела потерявшая свою единственную любовь юная Зина (Анна Дубровская), спилась и ополоумела полковница Софья Петровна (не узнать в этой роли красавицу Елену Сотникову), закабанел, обаранился подкаблучник Афанасий Москалев (Спартак Сумченко), враздрызг издергался отвергнутый Мозгляков (Алексей Пушкин), до одной- единственной черточки стерлись индивидуальности «торжественного хора мордасовских дам» (в изумительном ансамбле вахтанговских актрис).

Однако главный оппонент полумертвому, но полнокровно живому душой князю — пышнотелая, громогласная, решительная, волевая, бытовая воительница Москалева (Мария Аронова). Сколько в этой квашне энергии, сколько жизненной силы, ухватистости и талантливой изворотливости. Она постоянно на острие атаки. Против всех. За себя, за свое. И даже потерпев фиаско, оставшись одна в пустом и темном пространстве сцены, обессилено размякнув в кресле, в последнем луче угасающей судьбы вздернула она голову — снова в бой!

Но мертва ее душа. Копошатся в голове змеи интриг, мечется по дому налитое тело, кипит треволнениями жестокое по сути материнское ее сердце, а душа... Да есть ли она в ней вообще? Грустная какая-то Мария Александровна у Ароновой в своем остатке. Смертельно уставшая. Пустая. Мертвая.

Мертвы души городка Мордасова. Они мертвы. А мы?

P.S. Только вот декорации этого по-актерски звездного спектакля больно смахивают на выездной вариант. Так себе, функциональные тряпочки. И костюмы в стиле «голь на выдумки хитра». Жаль. Блестящий актерский ансамбль, на котором держится спектакль, заслуживает большего.

И еще — пусть играют, пусть до последней минуты жизни выходят на сцену дорогие наши «старики». Они так много могут, они светят нам, зрителям, и партнерам яркими лучами своего мастерства и своих личностей.

ЗАГАДОЧНЫЕ ВАРИАЦИИ
(«Посвящение Еве»)

Так, собственно, называется пьеса модного современного драматурга Эрика Эм. Шмитта, написанная им для Алена Делона, по которой вахтанговцы поставили спектакль «Посвящение Еве».

Украина уже знала эту пьесу. Года два ее блестяще играют во Львове, в Доме актера два прекрасных артиста — звезда театра им. М.Заньковецкой Богдан Козак и талантливый Олег Стефан из театра им. Л. Курбаса. Маленький зал, по периметру которого сидит несколько десятков зрителей, мощно концентрирует внимание на двух виртуозных актерах, на их глазах, лицах, жестах, образных подробностях движений, реакций, костюмов, интонаций. Игра интеллектуальных струн, схлест могучих страстей, накал внутренней жизни двух мужчин, талантливо любивших одну (но разную для каждого) Женщину, потрясает и увлекает.

Вахтанговцы живут в этой пьесе законами большой сцены. Камерную историю на двоих режиссер Сергей Яшин населил безмолвными, но действенными персонажами. Это фантомы в хищноносых костюмах венецианского карнавала, агрессивно преследующие воображение нобелевского лауреата писателя Абеля Знорко, уединившегося на острове в северном море. Они нагло вмешиваются в его рукописи и письма, окружают, тиснут, пугают.

В контакте с ними безмолвный, зловеще сдержанный слуга Абеля, прилизанный блондин в черном (в нем трудно узнать артиста А.Пушкина, расхристанного Мозглякова из «Дядюшкиного сна»). Молчаливые отношения слуги и господина дают основания подозревать, что слуга забирает все больше власти над хозяином, все больше подчиняет его себе. Сюжет известного английского фильма. И еще Черный Человек классической русской литературы.

Вертикаль ажурной винтовой лестницы по центру сцены с окном в никуда, украшенном крепом (художник Алла Коженкова) и парящие над мрачно вздыхающим морем чайки (души грешников — а кто не грешен?) создают модель мироздания, его спиральности и бесконечности.

Русский Ален Делон народный артист Василий Лановой (Абель Знорко) и взросший на образе актера Незнамова тоже народный артист Евгений Князев (Эрик Ларсен) играют в спектакле бенефисно-жестко, искренне и крупно. С большими амплитудами чувств, сдержанных силой мужской воли и мощью их общей культуры. Иногда эти чувства выплескиваются в рыдания Ланового, в решительность откровений Князева. И тогда по коже бегут мурашки.

Двое мужчин два часа говорят о любви. Они переполнены любовью. Они трагически потеряли Ее, Еву, свою Женщину. Но они не отдали судьбе Любовь. Они жили ею. Живут. И будут жить любовью. Для того и встретились два одиночества, чтобы поддержать друг друга в этой Любви. В этой жизни.

Загадочны, многообразны и вечны вариации любви.

P.S. Три вечера вахтанговцы играли про любовь. Про любовь, которая вдохновляет на подвиг юродствования («Сирано де Бержерак»), без которой мертвеют души («Дядюшкин сон»), про любовь, которая и есть жизнь («Посвящается Еве»).

Любите. И жить будете.