Издательство «Дух і Літера» продолжает серию книг «Постаті культури». На этот раз читателя ждут две книги Сергея Трымбача — «Іван Миколайчук. Містерії долі» и «Богдан Ступка. Метаморфози». В проекте, который осуществляется при поддержке Украинского культурного фонда, также выставки.

Первая — «Тисяча снопів вітру. Іван Миколайчук: життя після смерті», которую составляют фотомгновения творческой жизни мастера и коллажи Ларисы Кадочниковой. Вторая — «Богдан Ступка і традиції театру Леся Курбаса». Обе выставки работают в помещении театра «Сузір’я», в их программе также лекции известных деятелей театра и кино.

Мы попросили Сергея ТРЫМБАЧА подробнее рассказать о двух проектах.

МИР ЛОВИЛ ИХ... А ПОЙМАЛ ЛИ?

Книги обычно стоит начинать с предисловия. Начну и я — с того, что выберу некоторые мотивы текстов, которые сложились давно и которые имеют свои струны, свои звуки, свои мотивы.

  — Сергей, — говорил мне Богдан Ступка дважды или трижды, — а обращайтесь ко мне проще — Бодя. Что это за Богдан Сильвестрович?

Ну, не мог я так. Не мог и все. То же самое предлагал мне Иван Миколайчук. Тоже не получалось... Хотя между их поколением, шестидесятников, и нами, семидесятниками, каких-то 10-12 лет. Братья и сестры старшие, а вот воспринимались... А как воспринимались? Благоговейно, вот как. Культовые персонажи моей жизни. Культовые — так это теперь называют.

А что такое культ? Как известно, это от латинского cultus — уход, обработка, культивация. В земледелии, в скотоводстве, в работе на земле, в лоне природы — вот откуда этот культ и культы. Из любви общения со всякой живою душой, будь то человек или растение. Культура — это опыт общения между субстанциями; опыт, который и является субстанцией (то есть первоосновой) всего ныне сущего — ныне и навеки; так как все течет, все меняется, однако же при условии культивации и обмена энергиями...

Наличие культа является признаком культуры. При условии, что этот культ не навязывается силой, а не насаждается сверху. Тот культ мастеров, который возник в Украине в постсталинские годы (если говорить о кино — Александр Довженко, Сергей Параджанов, Иван Миколайчук, Юрий Ильенко, Ада Роговцева, Лариса Кадочникова и, уже в 1970-е, Богдан Ступка...), был явлением естественным, рожденным из любви к неповторимым и исключительно талантливым людям.

Скажем, «Тени забытых предков» — разве можно передать те фантастические чувства, которые я пережил в зале во время и после просмотра? Я стал тем, кем стал, именно в кинозале. Кинозале, который порой превращался в храм.

А «Белая птица с черной отметиной»? Тот дурында, который недавно написал мне в «Фейсбуке», что фильм Ильенко служил совковой системе, ничего не понимает в реалиях тогдашней жизни. Собственно, тем реалиям «Белая птица...» и противостояла. Уже самим лицом, самой осанкой Богдана Ступки, Ивана Миколайчука, Ларисы Кадочниковой...

КОЛЛАЖ ЛАРИСЫ КАДОЧНИКОВОЙ «БЕЛАЯ ПТИЦА С ЧЕРНОЙ ОТМЕТИНОЙ»

ОТНОШЕНИЕ К ВЕЛИКИМ

Как-то услышал от Богдана Ступки такой  рассказ. В годы, когда он служил во Львовском театре имени Марии Заньковецкой, приезжал с коллегами на гастроли в Москву. У молодого актера взяла интервью молодая журналистка. Он, в частности, сказал, что с большим волнением выходил на сцену, где до сих пор просматриваются тени Константина Станиславского и Владимира Немировича-Данченко.

Через два дня интервью появилось в газете. «Раскрываю ее, — говорил Ступка, — и читаю следующее: «Помню, говорил я в тексте интервью, как выходил на сцену МХАТа вместе со Станиславским и Немировичем-Данченко...»

Ну что ж, со смеху люди встречаются — и необычные. Сейчас имя Богдана Ступки без каких-либо условностей и условий вписывается в ряд великих, классических имен. Леся Курбаса, к примеру.

О великом режиссере, реформаторе сцены Ступка говорил довольно часто. Считал себя причастным к его театральной традиции, отчасти даже школы. Через Бориса Тягна, который работал в «Березоли», а после войны — в театре имени Заньковецкой и преподавал на курсах, где одним из его учеников был начинающий актер Богдан Ступка. Учитель любил говорить формульную фразу, которую Ступка охотно повторял, считая ее одной из возможных характеристик Курбасовской школы: «Театр — это то же, что и жизнь, только на каблук выше».

Когда Богдан Сильвестрович стал министром культуры, в его служебном кабинете появился портрет Курбаса. Довольно современный, без особого сходства с оригиналом. Каждый, кто появлялся в него впервые, Ступка экзаменовал: «А ну, скажите, кто это?»

Я дал правильный ответ только потому, что знал ее заранее (кто-то рассказал). Однако же добавил, что сходства мало. Ступка не согласился и сказал, что нет, похож и даже очень — по духу. «Вы теперь министр, — сказал я, иронически улыбаясь, — вам виднее».

Режиссер Роман Балаян так же не узнал. И не согласился признавать сходство. Сказал: «Богдан, чем такие портреты развешивать, лучше сделай что-то, чтобы в Киеве памятник Курбасу появился». Ступка тут же позвонил в Киевскую администрацию — и процесс пошел. Известный скульптор Николай Рапай создал памятник, который установили на Прорезной, недалеко от Крещатика.

Поэтому идея выставки, посвященной связям Богдана Ступки и театральной системы Леся Курбаса, возникла не на пустом месте. В центре выставочной композиции — спектакль «Король Лир». Когда в 1933-м Курбаса лишили его театра, «Березиль», он принял приглашение Государственного еврейского театра в Москве (ГОСЕТ), где стал ставить знаменитую пьесу Шекспира. После его арестовали, спектакль вышел с титрами, где Курбаса имени просто не могло быть. Театровед Нелли Корниенко выяснила подробности авторства Курбаса. Одна из его идей заключалась в том, что Лир (в этой роли гениальный актер Соломон Михоэлс) по ходу спектакля приближается к истине. И чем ближе к ней, тем моложе он предстает на сценическом кону...

С историей курбасовского воплощения Шекспировой пьесы познакомился Ступка. В то время (1997 год) Сергей Данченко ставил в театре имени Ивана Франко «Лира». В одном из эпизодов Лир-Ступка, возле тела Корделии, которую уже покинула душа, делает жест, который повторяет пластику Лира-Михоэлса. И Курбаса! Так рифмуются жесты и судьбы, так великие творческие системы продолжают свою жизнь.

А скрытый пафос выставки заключается в том, что актерские школы в Украине — несмотря на некоторые представления, в том числе некоторых кинорежиссеров — имеют довольно фундаментальное опоры в прошлом, в самой культурной истории нации.

НА ВЫСТАВКЕ ПРЕДСТАВЛЕНЫ ФОТОГРАФИИ БОГДАНА СТУПКИ И ЛЕСЯ КУРБАСА (ЛЕГЕНДАРНЫЙ АКТЕР СЧИТАЛ ПРОДОЛЖАТЕЛЕМ КУРБАСОВСКИХ ТЕАТРАЛЬНЫХ ТРАДИЦИЙ)

ТИСЯЧА СНОПІВ, ВІДНЕСЕНИХ ВІТРОМ

Иван Миколайчук так же начинал с театра. Народного театра! И в родном селе Чорторыя на Буковине, и в соседних Вашкивцах, где ежегодно проводится, с давних времен, Вашкивецкая переберия. Переберия — это переодевание, это народный карнавал масок, костюмов, социокультурных ролей... Оттуда многое родилось, в том числе и роль Миколайчукова в «Тенях забытых предков» Сергея Параджанова.

Миколайчук, как известно, умер в 46 лет. Многое осталось нереализованным. Среди замыслов и фильм «Тисяча снопів вітру». Спустя годы, спустя десятилетия кинооператор Юрий Гармаш (именно он снимал обе режиссерские работы Миколайчука — «Вавилон ХХ» и «Такая поздняя, такая теплая осень») запишет повествования друга, а потом, вместе с драматургом Павлом Арье, и создаст сценарий. Теперь дело за режиссером, поиск которого еще продолжается... Хочется верить, что грандиозная фантазия Миколайчука воплотится в не менее фантастические и совершенные по художественным траекториям экранные образы.

Моя книга о выдающемся мастере называется «Іван Миколайчук. Містерії долі». В его жизни действительно было немало мистического, необычного, как будто направленного неким потусторонним «режиссером». Скажем, появление Ивана, второкурсника кинофакультета Института имени И.Карпенко-Карого, в главных ролях в фильмах «Тени забытых предков» и «Сон» Владимира Денисенко, где Миколайчук сыграл главные роли. Роли, которые уже были отданы другим актерам. В «Тенях...», скажем, российскому актеру Геннадию Юхтину. Который, кстати, увидев пробы с Иваном, сразу сказал: «Я отказываюсь, это он, только он!» — и показал на экранный лик Миколайчука.

Нечто подобное случилось и на фильме «Сон», где уже начали было снимать Николая Губенко. Однако тот наотрез отказался говорить в кадре на украинском языке — и Денисенко послал его далеко за пределы фильмового пространства и времени. И предложил попробовать себя автору сценария Дмитрию Павлычко. Писателя загримировали, они с Денисенко сели в машину и поехали по делам. Как вспоминает сам Павлычко, на Крещатике они остановились, режиссер пошел по каким-то делам. Подошел милиционер, осмотрел человека в гриме Шевченко и костюме и сказал, что здесь останавливать авто нельзя.

Как только вернулся Денисенко, Павлычко закричал:

— Все, я отказываюсь от роли. Не Шевченко я, не Шевченко!

— Это почему?

— Меня не узнал милиционер. Не узнал, понимаешь?! Это все.

Так Судьба узнала Ивана Миколайчука. Иногда какие-то миллиметры жизненного — оно же и мистическое — пространства решают дело.

АВТОР ФОТОГРАФИЙ ИВАНА МИКОЛАЙЧУКА, КИНООПЕРАТОР ЮРИЙ ГАРМАШ И СЦЕНАРИСТ, КИНОКРИТИК, ПИСАТЕЛЬ СЕРГЕЙ ТРЫМБАЧ

ОБМЕН СУДЬБАМИ

Та же судьба иногда вмешивается и «не по делу» якобы, но потом это вмешательство получает какую-то логическую мотивировку. В 1970 году Иван Миколайчук и Юрий Ильенко написали сценарий «Белая птица с черной отметиной». В основе — история семьи Миколайчуков, которая претерпела многие непростые видоизменения. Сам Иван выписал для себя роль Ореста, одного из братьев Дзвонарив. Ореста, который не плывет по течению времени, который сам выбирает себе судьбу — и это судьба воина УПА.

В распределение ролей вмешался ЦК Компартии Украины. Миколайчук, с его суперпозитивным имиджем, с его уже сыгранными ролями в фильмах «Сон», «Бурьян», «Комиссары» не может играть роль «бандеровца». Не может, потому что тогда возникает риск больших зрительских симпатий к этому герою.

Поэтому роль Ореста досталась мало кому известному тогда актеру Львовского театра имени Заньковецкой Богдану Ступке. Вынужден был сыграть негатив человеческий, черноту и темноту души, которая погибает от неправильного выбора. А получилось что-то неожиданное. Ступка оказался актером, который может воспроизвести всю гамму проявлений человеческого — от самых темных до светлых. По сути дела, именно Орест оказался главным персонажем ленты. Что стало, на мой взгляд, одной из причин запрета картины — хотя и не сразу. Что стало одновременно началом большой кинокарьеры артиста.

УСТАЛОСТЬ. И НЕБЕСА

Иван Миколайчук умер в 46 лет... Столько планов, столько творений начиналось в нем, так и не родившись. Однако мы, ныне сущие, должны додумать и даже доколдовать сделанное и даже не сделанное мастером.

Богдан Ступка умер, едва перейдя рубеж в семьдесят, так же не выбрав ресурс, ему отпущенный. Возможно, потому, что тратил его, не считая энергетические «калории». Когда приближалось 70-летие, как-то услышал от него: «Хочу, чтобы поставили чеховский «Вишневый сад». А сам сыграю Фирса». И в ответ на удивленный возглас (так это же маленькая роль!), пояснил: «Я устал... Устал. Всю свою актерскую жизнь играл большие роли. Это трудно, поверьте. Поэтому хочу вот этого Фирса сыграть, хотя бы на юбилей свой...» -Что-то там не склеилось. В конце концов, юбилейный вечер состоялся в жанре джазового концерта — Маэстро решил вспомнить молодость, время, когда был ударником в какой-то там «джаз-банде». Пьер-Паоло Пазолини, режиссер и писатель, однажды написал, что смерть человека выглядит, как завершение съемочного периода. После следует «отснятый материал» смонтировать, выдав на-гора свою версию жизни, а с тем вместе и смерти. Этим, собственно, мы и занимаемся. Книги, выставки, тексты, вербальные и визуальные, — все это для того, чтобы продолжалось течение истории, людей, имеющих сознание, которые обладают способностью посылать свои образы на самые небеса. Небеса Культуры...