Уникальность события в том, что это первая экспозиция ведущего современного живописца и графика в настолько консервативной институции.

Как отмечают организаторы, на выставке представлены лишь те работы Матвея ВАЙСБЕРГА, которые могли бы войти в его собственный «воображаемый музей». Большинство этих произведений, посвященных творчеству старых мастеров, он определяет как «штудії». В Музее устроен своеобразный диалог художников: несколько полотен Вайсберга висят рядом с классическими картинами, которые вдохновили их.

Основная часть экспозиции — на первом этаже. Особенное любопытство представляет «Зал Дон Кихота», в котором экспонируются работы из серии «А мельницы-то стоят, Санчо» и прижизненное издание романа Сервантеса.

Мы расспросили Матвея Вайсберга о выставке.

— Матвей, какие у тебя ощущения относительно этого?

— В пять лет, когда мама меня привела сюда, я представить себе не мог бы, что мои картины будут висеть здесь, рядом с Сурбараном и Веласкесом. Я люблю все киевские музеи, но именно Ханенко для меня образец нашего музея, это наш Эрмитаж. Это европейский музей — во всем. В освещении, в окрашивании стен, в духе. Поэтому я в шоке и восторге, и немного комплексирую, ведь висеть рядом с такими мастерами — огромная ответственность. И еще я поражен работой музейной команды.

— А как собственно появилась сама идея этой экспозиции?

— Она принадлежит Елене ЖИВКОВОЙ (заместитель директора музея Ханенко по научной работе — ДД). Как-то Елена увидела мои «Штудії» и сказала, что нужно сделать выставку в их музее. Хорошо, сказала и сказала. У кого только каких идей нет. Но я немного недооценил характер. Прошло время, и они без меня договорились с «Дукатом» (арт-галерея, в которой сохраняются и выставляются работы Вайсберга. — Д.Д.) и меня поставили перед фактом. Это для меня действительно самое ценное. Ведь мой принцип — никогда себя не предлагать. Если рвешься сам — получается не очень хорошо. А здесь — все нормально.

— Важно также не только, где выставляешься, но и как выставка организована.

— Я не ожидал именно такого. Перфекционизм в том, как выставлять искусство — это очень круто. Я не знал, что такое может быть. Что можно этикетки вывешивать с лазером полдня. Что можно освещение выставлять день, и что есть  чем это делать — такие лампы я видел только в мировых музеях. Одним словом, меня просто на моих глазах музеефицировали. Чувствую себя немножко Рамсесом ІІ, такой себе мумией. Все два дня, когда готовили экспозицию, я просто удивлялся. Сейчас не совсем даже понял, что это было.

— То есть ты в определенном смысле вышел на новый уровень?

— На уровень кладбища. Байкового. Или даже Пер-Лашез (смеется). В действительности чувствую себя немного не по себе, потому что я живой человек, а здесь Сурбаран. Но с другой стороны, это именно то, что я всю жизнь говорю по Маяковскому: «Любите живых! Работу живым!» До какой степени это заслужил — не знаю. Понимаю, что, по-видимому, людям мои работы показались довольно достойными, чтобы здесь висеть.

— По какому принципу подбирали работы?

— Ну, вот например. Я очень хотел выставить «Дон Кихотов». Это моя последняя на сегодня большая серия. Думаю: «Как мне рассказать, почему здесь хочу это показать?» Прихожу, только начинаю говорить, как Елена мне отвечает: «Дружище, это же любимейший персонаж Ханенко! И у нас есть зал». И я же знаю этот зал Дон Кихота. Но мне бы в голову не пришло, что одно настолько будет сочетаться с другим. Невероятно.

В целом, началось все из «Штудій», но я сказал, что нужно весь спектр сделать — от работ, приближенных к оригиналу, — тех таки «штудій» по Сурбарану — до серых полотен из серии «Вспоминая Брейгеля». Чтобы чувствовалась эта огромная дистанция.

— В завершение хотелось бы понять, что такое «Штудії» для тебя. Общение с мастерами прошлого или что-то другое?

— Это и так, и не так. То есть как с мастерами? Мне нет дела до того, по большому счету, каково имя мастера. Конечно, Брейгель и Веласкес что-то для меня да и значат. Но я делаю картину только тогда, когда есть, как говорил Пиросмани, удар по глазам.  Смотрю: вот я должен это сделать. Я рисую свое окно. За окном пейзаж.  С такой же страстью  рисую чью-то  картину, потому что это для меня тоже окно. Потому что это удовлетворение, это интересно, это просветляет в любви, если угодно. Ван Гог рисовал Милле. Они все друг друга рисовали. Это не является чем-то новым.

Тысячи художников могут изобразить пейзаж с одного и того же места, и это не будет повтором. Только психология — ой, я где-то такое видел. А я действительно апеллирую к тому, что я таки где-то такое видел. Вот моя картина «Новорожденный» — я увидел своего сына Симку и понял, что я его уже видел у Жоржа де Латура! Действительно его видел! Побежал на Петровку, купил книжку. Три картины нарисовал в итоге. Просто я общаюсь с искусством как с живым. Как-то так, Дмитрий.

Справка «Дня»

Матвей Вайсберг (28 декабря 1958, Киев) — киевский живописец, иллюстратор, график, автор свыше 30 персональных выставок в Украине и за ее пределами. Его произведения сохраняются во многих музеях и частных коллекциях по всему миру.

Выставка «Матвей Вайсберг в Музее Ханенко» будет длиться до 27 сентября.